Стрельцы

– Кто еще у вас в доме живет?

– Приказчик Ванька Кубышкин да работница, Лукерья.

– А еще кто? Чай, дети есть?

– Были – мальчик и девушка, да от родимца еще маленькие скончались.

– А нет ли еще кого в доме?

– Жила у нас крестница моего сожителя, Ольга Васильевна Иванова.

– Где ж она?

– Пропала, батюшка.

– Пропала? Как так? Давно ли?

– В стрелецкие бунты, отец мой.

– В бунты? Да кто тебе сказал, что были бунты?

– Слухом земля полнится! Да вот и соседа нашего стрельцы ограбили.

– Врешь ты! Не смей этого болтать. Бунта никакого не было. Не только говорить, и думать об этом не велено, а не то в Тайном приказе язык отрежут.

– Виновата, батюшка! Мне и невдомек, что бунтов не было. Мое дело женское.

– То-то женское. У бабы волос длинен, да ум короток, а язык и волосов длиннее!

– Длиннее, батюшка, длиннее! Как твоей милости угодно.

– А подана ли челобитная о пропаже?

– Не знаю, отец мой. Об этом у мужа спроси.

– Чего ты указываешь! Без тебя знаем, у кого спросить! А какова приметами крестница?

– Невдомек, батюшка. Волосы, кажись, рыжеватые, глаза иссера карие, рот как быть водится и нос как быть водится.

– Ну, ну, хорошо! Засвети-ка фонарь да ступай за мной.

– Куда? Зачем, отец мой!

– А тебе что за дело? Скорей поворачивайся!

Варвара Ивановна, дрожа, как в лихорадке, пошла в находившуюся на конце двора, подле огорода, поварню, достала огня и засветила фонарь. Лукерья, спавшая на полу, приподняла голову, поправила впросонках лежавшее у нее в головах толстое полено и снова заснула.

– Где лестница на чердак? – спросил приказчик. – Что глаза-то на меня уставила? Показывай лестницу!

Лаптева, едва передвигая ноги от ужаса, вошла с двора в сени и отперла дверь на чердак. Подходя по двору, приказчик закричал:

– Эй, вы! Не зевать! Двое встаньте у ворот. Никого не выпускайте и не впускайте! Ты, Сенька, встань у погреба, ты, Федька, у конюшни, а ты, Антипка, гляди, чтоб кто с двора через забор не перелез.

Войдя в сени вслед за Лаптевой и приблизясь к двери на чердак, приказчик продолжал:

– Ну, что ж стала? Ступай вперед да свети.

Лаптева, ни жива ни мертва, взошла на чердак. Приказчик, осмотрев все углы, сказал:

– Веди теперь на сеновал. Да нет ли еще у тебя горницы какой или чулана? Во всех ли я был?

– Во всех, батюшка!

Осмотрев сеновал, конюшню, сарай, погреб и кладовую, приказчик возвратился с Варварой Ивановной в ее светлицу. В погребе взял он мимоходом фляжку.

– Ну, прощай, хозяйка! За твое здоровье мы выпьем. Что в этой фляжке?

– Вишневка, отец мой!

– Ладно! Не поминай нас лихом! Да смотри, вперед не болтай пустого про бунты. Бунтов не было!

– Знаю теперь, батюшка, знаю! Какие бунты! Правда, не одна я про них болтаю, да все пустое, кормилец! Знать, кому-нибудь во сне нагрезилось.

– А зачем печь у вас сегодня топлена? – спросил приказчик, приложив руку к печи.

– Сегодня не топили, отец мой, а в воскресенье, по приказу его милости, объезжего. Погода была больно холодна.

– Знать, хорошо натопили. Тепла в избе на месяц будет. И теперь дотронуться нельзя до печки: словно накаленный утюг! В другой раз топи меньше. Прощай!

Приказчик ушел. Варвара Ивановна, проводив его, перекрестилась. Не успела она сесть на скамью и поставить фонарь на стол, как шум шагов послышался на лестнице и заставил ее опять вскочить. Вошел Лаптев.

– Что ты, жена? – воскликнул он, взглянув на Варвару Ивановну, – здорова ли? А фонарь на столе зачем? Разве нет свеч? Да уж пора и огонь гасить, а то, пожалуй, нагрянет решеточный, как снег на голову!

– Сейчас ушел отсюда решеточный. Напугал меня до смерти! Весь дом обыскивал.

– Как так?

Выслушав подробное донесение, Лаптев похвалил жену за ее благоразумие. Она, между прочим, сказала ему, что скрыла Наталью на сеновале от поисков.

– Что ж ты за ней не сходишь? Я думаю, бедняжка перепугалась? Сходи за ней скорее!

Поправив тускло горевшую лампаду и взяв фонарь, Варвара Ивановна отправилась на сеновал. Возвратясь оттуда через несколько времени, она сказала:

– Наталья Петровна на сене уснула. Таково-то спит сладко, что мне ее разбудить было жалко!

– Вот вздор какой! Неужто ее на всю ночь оставить на сеновале?

– А что ж, Андрей Матвеич, погода теплая. Пусть ее поспит еще хоть немножко. Как сами станем ложиться, так можно будет ее тогда разбудить; а теперь, право, ее жалко тревожить!

– Ну хорошо, пусть будет по-твоему. Только диво: как могла она заснуть при таком страхе. Решеточный-то недавно ушел?

– Только что пред тобой вышел.

– Диво, да и только! Вот, подумаешь, спокойная-то совесть. Беда над головой у бедняжки, а она спит себе, словно младенец!

При словах «спокойная совесть» Лаптева тяжело вздохнула.

– Знаешь ли что, жена? – продолжал Лаптев. – Ведь матушку-то Натальи Петровны выручили!

– Как! Кто выручил?