Стрельцы у трона

   И несмотря на печальный, мерный звон колоколов, говорящий людям о бренности земной жизни, -- эта самая жизнь особенно сильно кипит по всем углам, площадям и переулкам людной торговой Москвы, русского первопрестольного города, "Третьего, Рима", как любил величать ее царь Иван IV, мучитель людей по привычке и "ритор", сочинитель по призванию на троне Московских царей.

   Нет давно Ивана. Угаснул и весь род его, державный род Рюрика. Нет Шуйского-царя, нет Годунова. Минуло Лихолетье. Даже прах загадочного Димитрия -- названого царя Московского -- развеян по ветру вдоль полей и лугов... Отцарствовал избранный боярами, вечно податливый и ласковый государь Михаил Федорович, первый из рода Романовых.

   Вот уж почти четверть века на троне Мономаха сидит сын первоизбранного царя Алексий Михайлович, Тишайший, как прозвали его еще заживо в народе.

   Правда, любит этот царь, чтобы все было скромно, тихо да смирно, и в дому у него, и в царстве.

   -- Тише -- оно лучче, -- часто повторяет государь, -- и от злова глазу, от порчи уберечися легше... И от злова умыслу подалей, -- коли нихто у тея не ведает, што удумано да што хто творити собирается...

   "Порча", "лихой глаз" -- смешные слова для нас. Но для людей того времени -- это были грозные призраки, часто незримо и властно пролетающие под высокими крышами царских и боярских палат.

   И в простых избах тоже нередко появлялись эти гости: порча и злой глаз. Но беднякам-крестьянам некогда бывало разбираться: отчего пристигла беда? Гибли они -- без раздумья.

   У царя же Тишайшего, у Алексия, не раз бывали столкновения с этими чудовищами. Его первая невеста, красавица, дочь простого дворянина Рафа Всеволожского, разве не была отнята у царя почти из-под венца?..

   "Испортили" красавицу, чтобы не пробралась чужая девушка, незнатного роду в царский златоверхий терем... Чтобы не привела туда своей родни, не прибавилось бы лишних ртов и рук к тем, которых издавна царь наделяет доходами, собранными его казной со всей земли.

   Любил царь первенца своего, царевича Дмитрия. Да, видно, несчастливое то имя в роду царей Московских... Двоих Дмитриев потерял Иван IV. И раньше того, царевичи, носящие роковое имя, гибли молодыми, если не попадали в заточение, как внук царя Василия...

   Также умер ребенком и Димитрий Алексиевич.

   Умер на тринадцатом году второй царевич, объявленный было наследником, разумный, красивый юноша Алексий Алексиевич.

   Федор, третий, и четвертый -- Иван -- совсем хворые ребята. Особенно младший, Ваня. Видит плохо. Странный такой, словно бы и разума нет у него. Мычит только да к мамке, к груди тянется. А ведь уж четвертый год мальчику...

   Правда, целых шесть дочерей у царя. И все -- побойчей, поздоровей они, чем братья. Да девчонку на трон не посадишь после себя. Не ведется того на Руси.

   И часто задумывается об этом "тишайший" царь. Еще тише и беззвучней становится тогда во дворце, напоминающем скорее монастырь, чем роскошное царское жилище...

   Только плещет и шумит широкая, кипучая жизнь торговой, многолюдной Москвы у стен царского Кремля, где в тени садов укрыты палаты царя, терема царицы.

   Сейчас надежда снова всколыхнула было сердце царя.

   26 февраля царица Марья Ильинишна собралась подарить мужу еще ребенка. Но когда Алексей в соседнем покое нетерпеливо ходил и ждал вестей, робко вошла бабка-повитуха и, земно кланяясь, объявила:

   -- Даровал тебе, царь-государь, Господь дщерь, нареченную Евдокией.

   Сказала, подметила: какое глубокое разочарование испытал при этой вести царь, и, снова торопливо отдав поклон, поспешила вернуться в опочивальню к царице, не дожидаясь даже обычного дара -- пары рублевиков, какие полагались за "добрую весть" от каждого отца.

   Опечаленный, молчаливый по обыкновению, ушел к себе государь.

   А тут пришли с новыми, еще худшими вестями.

   Ребенок родился больной, слабый. Царице тоже очень плохо. Вряд ли обе и проживут долго...

   Предсказания повитух, подтвержденные и врачами, которых немедленно призвали к царице, быстро сбылись.

   Малютка и двух дней не прожила.

   Царя, которого раньше не допускали в опочивальню к больной, чтобы не тревожить и ее, и его напрасно, утром, на заре, 2 марта, позвали к царице Марье Ильинишне.

   -- Што? Али кончается? -- спросил Алексей, поспешно одеваясь с помощью спальника своего, родича царицы, Ильи Данилыча Милославского, который поднял с постели царя.

   -- Должно, час приспел! -- негромко отозвался Милославский.

   И оба быстро, молча двинулись по знакомым, слабо освещенным сейчас переходам на половину царицы, в женские терема. Детей царских не стали до поры пугать тяжелыми вестями.

   Только старшую, Евдокию, которой уже девятнадцатый год, с утра позвали к матери.

   Вторая, Марфа, гостила в Горицком монастыре, куда не раз сама просилась у отца, желая постричься. Хилая, болезненная, робкая Марфа в семнадцать лет казалась много моложе. И ее тянуло прочь от мира. Стать "Христовой невестой" -- вот о чем только и мечтала царевна.