Как можно больше напрягая голос, чтобы ее услышали внизу, несмотря на шум ветра, Наталья заговорила к стрельцам:
-- С чево мятеж затеяли, стрельцы государевы? Вам ли так делать надо? Пошто крамолу сеете по земле, врагам царства радость даете?.. Ложные вести поведали вам. Вот оба они, государи, живы и здравствуют. И Петр Алексеич, царь-государь, и брат ево, царевич Иван Алексеевич. Глядите, коли не верите... Вот...
По знаку Натальи Михаил Алегукович Черкасский и Борис Голицын поставили обоих братьев на самый каменный барьер -- так, что со всей площади стало видно.
-- Царь... Это царь наш малолетний, Петра Лексеич... Видим, знаем... Гляди, братцы, он! -- закричали передние стрельцы остальным.
И даже в этом мглистом освещении издалека все узнали своеобразную фигуру, поступь и стать отрока-царя.
-- А вот другой хто -- не знаем, -- опять закричали вожаки. -- Може, он -- и не он. Не часто видали батюшку царевича Ивана... Попытать бы надо...
-- Попытайте, попытайте, -- подтвердили отовсюду голоса.
А в это же время какой-то дюжий стрелец при помощи товарища уже тащил высокую лестницу, стоявшую у Благовещенского собора, где делались какие-то поправки. Приставленная к крыльцу лестница достала до самой стены, на которой стояли Иван и Петр.
Два стрельца постарше, видавшие царевича во время торжественных выходов, живо взобрались на самый верх лестницы и, обнажив головы, пристально разглядывали Ивана.
-- Ты, слышь, государь, ты Иван ли царевич? Не извели тебя Нарышкины? Не удушил Ивашко Нарышкин? Ты сам и есть он?
-- Вестимо, я царевич. Кем же мне быть-то? Мужик ты. Я бы тебя! Ишь, напужали у нас всех... Чучелы... Станет дядя Иван душить меня. Пошто?
И царевич носком сапога сбирался ткнуть в лицо бородачу, но тот уже стал спускаться к товарищам вместе со вторым стрельцом.
-- Царевич энто, сам он сказал. Облаял меня государь. Никому быть, как он. Може еще хто попытает, робята?..
Еще несколько стрельцов поднялись один за другим. Иван уж и отвечать не мог спокойно на их вопросы.
-- Провалитесь вы, идолы! Слепы, што ли... Я вон плохо вижу... А то бы уж ткнул вас...
-- Он, он... И слепой, почитай, вовсе... Никому иному быть, как царевич то... -- стали объявлять люди, побывавшие на лестнице. -- Нет подмену. Напраслину сказали нам.
Очевидно, в настроении мятежников наступил перелом. Им и страшно и стыдно было всех бесчинств, какие натворили они сгоряча.
Раздались голоса:
-- Помилуйте нас, государи наши, и ты, государыня... Налгано нам. Шли не для мятежу. Ваши царские величества хотели застоять... От изменников оберечь. Помилуй, царь-государь, светик ты наш... Земно тебе бьем челом... Не казни рабов своих...
-- Христос с вами, люди добрые, -- необычно звонким, девическим каким-то голосом далеко в толпу крикнула Наталья, чувствуя, что ее как на крыльях поднимает сознание минувшей огромной беды и опасности. -- Идите с Богом. Другим скажите, кто еще не знает. Нет на вас вины... Вот сам царь то же скажет...
-- Идите с Господом, -- звонко, тоже свободным теперь, радостным голосом крикнул Петр, -- нет вины на вас. Хто обманул -- те виною...
-- Ништо... Мы и сами с ими разведаемся, -- раздались кой-где голоса.
И с новыми поклонами толпа была готова уже отхлынуть от крыльца и очистить площадь.
Но тут случилось что-то неожиданное.
Братья Толстые, Александр Милославский, Василий Голицын, Куракин и иные сторонники Милославских поспешно прошли на то же Красное крыльцо, как только узнали, что Наталья повела детей.
Когда выяснилось, что стрельцы, стоящие тут, склонны к мирной развязке бунса, часть заговорщиков-бояр двинулась к Софье, в покоях которой сидел и Милославский. А другие, помоложе, попроворней, прямо кинулись обходом на площадь, чтобы подобрать людей порешительнее и не упустить удобной минуты.
Должно быть, не суждено было этому бурному дню закончиться добром.
У бочек с вином, выставленных по приказанию Софьи под тем предлогом, что это успокоит горланов, пособники царевны нашли больше народу, чем было даже перед Красным крыльцом. Кто в полугаре дошел до Кремля, тот теперь совсем был пьян. Трезвых здесь ни одного не было. Немало завзятых питухов и опилось тут же даровым вином.
Они лежали на земле, страшные, противные, грязные, потеряв сознание.
И остальные уж не разбирали: что они делают, где они сейчас?
-- Што ж так загостились, ребятушки? -- обратился Петр Толстой к тем, кто был пободрее. -- На площадь поспешайте. Покончат там без вас все дело товарищи. И награды им будет больше...
Кинулись гурьбою стрельцы к Красному крыльцу. Громкие их возгласы, брань и угрозы опять бросили тревогу в душу Натальи и бояр.
Матвеев быстро, настойчиво заговорил:
-- Ступай, государыня-царица, хотя сюды, в Грановиту палату, поблизости, на всяк случай. И со святейшим патриархом, с господином нашим. А мы уж тут с князем вот, авось образумим и тех, што бегут, как прежних образумили.
-- Нет, уж я здеся, с вами побуду, -- сказал Иоаким.
Наталья же беспрекословно исполнила совет Матвеева. Несмотря на все самообладание, она чувствовала, что последние силы покидают ее.