Стрела Времени

Напротив узкой сцены у стены стояли в ряд три обитых звуконепроницаемым покрытием кабины. В каждой из них — стол, стул, блокнот и стакан с водой. Каждая кабина была открыта только спереди, так чтобы находившийся в ней человек мог видеть лишь Дониджера, а не людей в соседних кабинах.

Дониджер всегда проводил свои презентации именно таким образом. Об этом методе он узнал из старых материалов психологов, занимавшихся изучением проблемы давления на индивидуума со стороны членов его окружения. Каждый из присутствовавших знал, что в соседних кабинах тоже находятся люди, но не мог ни видеть, ни слышать их. И в этой обстановке слушатели подвергались колоссальному психологическому давлению. Им приходилось волноваться по поводу того, как на услышанное реагируют их соседи. В первую очередь, намерены ли они вложить капитал в программу, о которой идет речь.

He walked back and forth across the stage. “Today, everybody expects to be entertained, and they expect to be entertained all the time. Business meetings must be snappy, with bullet lists and animated graphics, so executives aren't bored. Malls and stores must be engaging, so they amuse as well as sell us. Politicians must have pleasing video personalities and tell us only what we want to hear. Schools must be careful not to bore young minds that expect the speed and complexity of television. Students must be amused—everyone must be amused, or they will switch: switch brands, switch channels, switch parties, switch loyalties. This is the intellectual reality of Western society at the end of the century.

А Дониджер вновь прошелся по сцене.

— Сегодня каждый ожидает, что его будут развлекать, причем будут развлекать постоянно. Деловые встречи должны проходить молниеносно, иметь очень краткую программу и сопровождаться анимационной графикой, чтобы участники не скучали Торговые центры и магазины должны быть привлекательными, чтобы развлекать нас в той же мере, в какой и предлагать товары Политические деятели должны обладать телегеничными лицами и сообщать нам только то, что мы хотим услышать. Школы должны проявлять крайнюю осторожность, чтобы не скучали молодые умы, ожидающие от обучения динамичности и разнообразия, присущих телевизионным программам. Студентов нужно удивлять — всех нужно удивлять, или же они отвернутся; отвернутся от марки товара, от канала телевидения, от партии, откажутся от лояльности. Такова реальность интеллектуального бытия западного общества в конце столетия.

“In other centuries, human beings wanted to be saved, or improved, or freed, or educated. But in our century, they want to be entertained. The great fear is not of disease or death, but of boredom. A sense of time on our hands, a sense of nothing to do. A sense that we are not amused.

В предыдущих столетиях люди желали, чтобы их спасали от гибели, улучшали их жизнь, освобождали их, обучали... Ну а в нашем веке они хотят, чтобы их развлекали. Больше всего боятся не болезни или смерти, а скуки. Ощущения того, что нечем занять время, нечего делать. Ощущения того, что нечему удивляться.

“But where will this mania for entertainment end? What will people do when they get tired of television? When they get tired of movies? We already know the answer—they go into participatory activities: sports, theme parks, amusement rides, roller coasters. Structured fun, planned thrills. And what will they do when they tire of theme parks and planned thrills? Sooner or later, the artifice becomes too noticeable. They begin to realize that an amusement park is really a kind of jail, in which you pay to be an inmate.

Но чем же закончится эта маниакальная страсть к развлечениям? Что люди будут делать, когда они устанут от телевидения? Когда им надоест кино? Мы уже знаем ответ — они включатся в совместные действия: спортивные состязания, тематические парки, развлекательные поездки, «русские горки». Структурированные забавы, запланированные острые ощущения. А что они будут делать потом, когда им прискучат тематические парки и запланированные острые ощущения? Рано или поздно все тайное становится явным. Они начнут понимать, что луна-парк — это на самом деле своего рода тюрьма и они платят за то, чтобы им позволили присоединиться к числу заключенных.

“This artifice will drive them to seek authenticity. Authenticity will be the buzzword of the twenty-first century. And what is authentic? Anything that is not devised and structured to make a profit. Anything that is not controlled by corporations. Anything that exists for its own sake, that assumes its own shape. But of course, nothing in the modern world is allowed to assume its own shape. The modern world is the corporate equivalent of a formal garden, where everything is planted and arranged for effect. Where nothing is untouched, where nothing is authentic.