Стрела летящая

“Дядя” заторопился, сказал: “Ух!” — и влез в машину, торопливо сдавшую в открытые ворота. Снова что-то загудело, ворота задвинулись и громко клацнули. Санёк глядел на то место, где только что стояла машина, и ничего не понимал.

— А папа? — спросил он у воспитательницы.

Та поглядела на него сверху и пожала плечами, словно не понимая, о чем ее спрашивают.

— Иди, поиграй с детьми, — сказала она.

— Где папа? — повторил Санёк, чувствуя, что происходит какой-то обман. Если папа вернулся с фронта, если мама вернулась из командировки, то зачем его привезли сюда на такой красивой машине? Почему здесь ребята и большие, и совсем маленькие ходят вместе?

Воспитательница исчезла. Санёк решил добиться какой-то ясности и пошел искать воспитательницу, которая так неожиданно и поспешно его покинула. Но он запомнил только белый халат. Ему даже показалось, что у женщины нет лица — одно красноватое пятно, как у военных людей, которые ловили разбойника в овраге.

Он обращался к каждой воспитательнице в белом халате, но никак не мог добиться понятного ответа. Он объяснял, что “дядя” привез его к папе, что он приехал на большой и красивой машине с разноцветными ободочками на задних фонарях, и “дядя” с собачьей лапой говорил, что папа здесь, что он вернулся с фронта. А в ответ слышал лишь одно:

— Иди, мальчик, поиграй с детьми.

Тогда для большей ясности он спрашивал, где мама. Наверняка она тоже вернулась из командировки, если папа вернулся с фронта. Ему отвечали:

— Она, наверное, не вернулась.

ДЕТПРИЕМНИК

Оказалось, что это был не детский сад, а детприемник-распределитель. И отсюда ребят никто к вечеру не брал, так как забирать было некому. И потому ночью все спали в общей большой палате, а мертвого часа вообще не было.

Саньку приснился “дядя”; он смеялся, прятал за спину свою собачью лапу и приговаривал:

— Не покажу! Не покажу!

Ребята, как скоро выяснилось, менялись каждый день: одни приходили, другие уходили — не то что в детском саду, где Санёк помнил в лицо каждого. Тут он запомнил только большого мальчика с круглым бледным лицом и его маленькую сестренку. Они сидели за обеденным столом напротив. На завтрак каждому выдавали квадратик масла, и мальчик свой квадратик размазывал пальцем на хлебе сестренки, поверх ранее размазанного. Делал он это с непонятной Саньку аккуратностью. Санёк запомнил длинный палец с плоским ногтем и жалел, что ему не о ком заботиться и некому так ровно намазывать свое масло.

Мальчика звали Витей — так он назвался, — а девочку Фаей, но он ни с кем не хотел дружить: ему хватало сестренки, которая еще не умела говорить и звала его “мамой”.

Санёк обращался ко всем взрослым — и воспитательницам, и “дядям” — все, выслушав его вопрос, пожимали плечами и старались поскорее уйти. Только один “дядя” сказал:

— Вот ты-то мне и нужен.

Санёк обрадовался: сейчас, наверное, все прояснится, и “дядя” отведет его к отцу.

— Пойдем, Александр... Как тебя по отчеству?

— Степан Григорьевич.

— Понятно. Пойдем, Александр Степанович, надо нам перво-наперво сфотографироваться. Это в обязательном порядке, сам понимаешь.

Санёк не понимал, но зачем-то кивнул: хотел понравиться “дяде”, который согласился говорить с ним.

Зашли в темноватую комнату с креслом и квадратным фотоаппаратом на трех ножках.

Санёк однажды фотографировался. Он был тогда с длинными волосами, в матроске и значком на цепочке “Готов к противохимической обороне”. Где теперь этот красивый значок? Санька куда-то посадили и дали в руки плюшевого медведя. Фотограф вертел перед ним зайцем и приговаривал: “Зайка-мозайка!” После фотографирования его повели в парикмахерскую и постригли, и он сказал:

— Теперь я мальчик.

Это пострижение было очень важным событием в его жизни: ведь его дразнили девочкой.

Здесь все было то же, что и в довоенной фотографии, только без медведя и зайца.

— Садись, Александр Степанович, на это кресло. Так. Хорошо сидишь. Теперь мы цифры поставим.

Санёк очень заинтересовался откидной планкой с набором цифр, а “дядя” продолжал объяснять:

— Последнюю цифру восемь меняем на девять. Теперь двигаем эту штуковину тебе на грудь. Чего голову повесил? Подними подбородок и гляди на мой палец. — “Дядя” выставил большой палец. — Очень хорошо! — Отвел планку с цифрами. — Слезай, я тебя провожу.

— Куда? — дрогнувшим голосом спросил Санёк.

— Куда надо, туда и провожу. Пойдем.

“Дядя” вывел Санька в коридор.

— Где папа?

— Беги, Александр Степанович, по коридору прямо.

Санёк обрадовался и побежал по темному коридору, но попал в комнату, полную ребят, и решил, что вышла путаница. Пустился в обратный путь, но воспитательница в белом халате остановила его.

— Ты куда?

— К папе.

— Все обедать! — ответила женщина, сделав вид, будто не слышит Санька.

Единственный знакомый мальчик Витя и его сестренка Фая, которая не умела еще говорить, внимательно выслушали его, и Витя сказал:

— Какой там папа! Здесь сироты, ни у кого нет ни отца, ни матери.

— У меня есть мама, — горячо возразил Санёк, — она в командировке, и папа — он воюет, но приехал.