Стрела архата

— Радиста нет. Он в Москве. Вот адрес. — И он вынул из кармана пиджака сложенный пополам листок. — Впрочем, этого следовало ожидать.

Подкрепление, ожидавшее внизу, пришлось отпустить восвояси. Виталик что-то объяснил им, и они, скупо простившись, удалились. Оставшись одни, друзья отправились побродить по пустынному берегу моря.

— Его нет в городе уже около недели, — сказал Виталик, распечатывая новую пачку сигарет и закуривая. — Его супруга — а это была именно она, — по-видимому, не догадывается о темных делишках своего мужа. А делишки эти, по-моему, есть. Видал, как обставлена их квартира? Богато, но убого. Полнейшая безвкусица, нагромождение дорогих безделушек — настоящий таможенный склад. Я однажды был у таможенников — по делам Народного фронта — и видел нечто подобное своими глазами. Чего только не везут из-за кордона! Так вот, все это стоит больших денег, а откуда они у простого судового радиста? Впрочем, я рассуждаю, возможно, как обыватель, и все это добро приобретено честным путем, а отсутствие вкуса — это вовсе не порок, но, согласись, на некоторые размышления это все же наводит.

— Как же тебе удалось заполучить у нее адрес? — спросил Чудаков. — Опять единство взглядов и идей?

Виталик кивнул и виновато улыбнулся.

— К сожалению, ради святого дела мне пришлось пойти на этот грех, — грустно произнес он. — Я воспользовался популярностью НФ среди местного населения и сказал ей, что ее муж нужен мне по очень важному делу, связанному с неким проводимым Народным фронтом мероприятием. Кстати, мероприятие действительно намечается, и в этом я ее не обманул. И теперь я, друг мой Максим, глубоко страдаю. Спекуляция на таких вещах… знаешь…

— Брось, Виталик! Согласись, что этот обман с лихвой окупается благородством нашей цели, — попытался успокоить его Чудаков.

— Да, да, я все понимаю. И все же… Ладно, оставим эмоции. Главное — у нас есть зацепка. Вот она. — Виталик протянул Чудакову записку с адресом. — Теперь ты вернешься в Москву не с пустыми руками. Советую тебе передать эту бумажку в милицию — этому твоему знакомому… как его?..

— Щеглову, — подсказал Чудаков.

— Вот-вот, Щеглову. Впрочем, как знаешь. Я же, к великому моему сожалению, вынужден устраниться от дальнейшего участия в этом деле — слишком много забот здесь, в Таллинне. Но если вдруг потребуется срочная помощь — отбей телеграмму. Прилечу, несмотря ни на что.

Виталик взглянул на часы.

— Так, до поезда осталось три часа. Вот, возьми билет, а то забудешь… Да убери ты деньги! Тоже мне — Дон Кихот Ламанчский! Отблагодаришь письмом, в котором все подробно изложишь. Понял? Не забудь! А теперь, если не возражаешь, в оставшееся до отхода поезда время я покажу тебе вечерний Таллинн. Заодно перекусим где-нибудь. Я знаю один кабачок в Старом Городе — пальчики оближешь от их кухни! А то ведь я, словно заправский сыщик, мотаюсь по городу в поисках какого-то радиста, и тебя за собой таскаю, а о том, что ты голоден или, может быть, устал, я и не подумал. Хорош хозяин, не правда ли? Гостеприимство по высшему разряду! Ты, наверное, мысленно клянешь меня за бестолковость и где-то в глубине души зеваешь от усталости. Так ведь? Ну и правильно! Поделом мне, олуху безмозглому!

— Перестань! — оборвал друга Чудаков, делая вид, что сердится. — Еще слово — и получишь по шее.

Виталик весело рассмеялся и похлопал Максима по плечу.

— А ты отличный мужик, Чудак! Честно признаюсь, в институте я этого за тобой не замечал.

— Ну и ты тогда, Барабан, был скорее похож на зубрилу, чем на будущего общественного деятеля, — в тон ему ответил Чудаков и, состроив хитрую гримасу, вдруг быстро сунул мокрый, обточенный морем камень Виталику за шиворот.

— Ах, так!.. — взвизгнул тот, подпрыгивая от прикосновения к телу холодного камня. — Ну погоди!..

Солнце давно уже скрылось в далекой морской пучине, а небо все еще розовело от его лучей. Ночь опускалась здесь на один-два часа, не больше; ведь стоял конец июня — самое светлое время года. С Балтики тянул свежий соленый ветерок, неся с собой прохладу и умиротворение. Море, словно загадочный сказочный волшебник, кидало бесчисленную рать своих воинов-волн, рождающихся в глубине его недр, на пологий и равнодушный ко всему берег. Лениво и нехотя волны плелись к суше, подгоняемые невидимым великаном, падали, разбивались о гальку, умирали и тут же вновь поднимались где-то далеко от берега, снова неслись к нему, спотыкались, опять поднимались — и так до бесконечности… А возле старой пятиэтажки одиноко стоял автомобиль, поджидая возвращения друзей. Только что пробило восемь…

За десять минут до отправления поезда Максим Чудаков и Виталий Барабанов вбежали на перрон.

— Уф, кажется, успели! — отдуваясь, произнес Виталик. — Ну, давай прощаться, друг мой Максим. Страшно рад был твоему приезду. Тешу себя надеждой увидеть тебя снова — и как можно скорее.

— Следующий визит — твой! — отозвался Максим. — Жду в Москве. Бери супругу, детей — и айда ко мне на дачу. А? Серьезно — приезжай!