Стражи последнего неба

— Перешедшим Реку называли нашего праотца Авраама. Но почему еврейский шрифт заменили на ассирийский?

— Этого я не знаю, — Хаим развел руками. — Я ведь не раввин, а скромный торговец.

— То есть вы не можете прочесть, что здесь написано?

— Конечно, нет. За этим обратись к раву Амнуэлю, он сейчас считается крупнейшим знатоком каббалы в Риме.

— Постой, он не из потомков ли тех Амнуэлей, которые первыми напечатали «Зоар»? Эта семья занимается каббалой уже сотни лет.

— Вот и пойди к нему. А мне в обмен за совет хотелось бы посмотреть книги, которые остались после ребе Иегуды-Юдла, праведника благословенной памяти. Кстати, почему тебя заинтересовали его записи?

— Он умер странной смертью.

— Ты хочешь сказать, что его убили?

— Нет. Просто мне его смерть показалась странной, вот и все.

Хаим посуровел лицом.

— Может быть, он забрался в слишком высокие сферы. С каббалой нужно быть осторожным — ты можешь допустить ошибку, и душа твоя отделится от тела. Разумеется, это касается только практической каббалы, «каббалы маасит», «каббалой июнит», то есть умозрительной, теоретической, можно заниматься без всякого риска для себя. Так когда мы встретимся?

Я посмотрел на часы — они у меня модные, наручные.

— Через два часа возле ворот гетто.

Я успел вернуться к дому Польского Святого как раз вовремя, к приходу хевра кадиша. Я открыл им дверь, и они вынесли Розенберга из дома. С ними на кладбище я не пошел, провожающих было достаточно — не то что один миньян, а тридцать или сорок человек.

До встречи с Хаимом оставалось еще около часа, и я решил второй раз подробнейшим образом осмотреть комнату.

Странно, конечно. Вся комната уставлена стеклянными банками с зеленью. Понятно, что каждый день они здесь не стоят, иначе по комнате невозможно будет пройти. Обожженный пол возле кресла…

Поняв, что сейчас этой загадки мне не разрешить, я подошел к книжным полкам. Подбор книг довольно специфический — все только по каббале. Я нашел там первое издание «Зоара», вышедшее в Мантуе в 1558 году, еще кое-какие знакомые книги. Однако большинство книг было мне незнакомо, а о существовании некоторых (о возможности существования таких книг) я и не подозревал.

Стопки лежащих на полках бумаг были написаны шрифтом, характерным для каббалистических рукописей, такие я когда-то видел на столе у отца. Но теперь не мог прочитать ни строчки.

Между пачками бумаг я нашел маленькую книжечку, изрядно зачитанную и испещренную всевозможными пометками, мне совершенно непонятными.

«Моше Кордоверо „Высшие ангелы“» — гласила надпись на обложке.

В коридоре послышались легкие шаги (я насторожился), дверь открылась, и в комнату вошел Хаим Малах.

— Мне подсказали адрес, — сразу сообщил он, опережая вопросы.

Хаим обошел стоящие на полу банки, бросив на них внимательный взгляд, и подошел к книжному шкафу.

— Слушай, банки так и стояли, когда ты пришел? — спросил он.

— Так и стояли. По твоему вопросу я могу судить, что это наводит тебя на какую-то мысль.

— Наводит, наводит…

Хаим внимательно стал осматривать книги. Я отошел в сторону, чтобы ему не мешать, и стал осматривать личные вещи покойного. Ничего интересного в них я не нашел.

— А во что он был одет? — неожиданно спросил Хаим. Он по-прежнему стоял у шкафа, рассматривая какую-то толстенную рукопись.

— Он почему-то был в белом халате — китле, — и это в будни! Ермолка на голове тоже белая, вязаная, — я призадумался. — Брюки обычные, черные… Ах да, он же был босиком, в одних носках!

Ботинки Польского Святого, изрядно стоптанные, и сейчас стояли под кроватью.

Я заметил, что Хаим удивленно поднял брови.

— О чем это тебе говорит? Ну давай, старый торгаш, без твоей помощи я это дело никогда не распутаю.

— Слушай, а что станет со всей этой библиотекой?

— Если она будет фигурировать в деле, то ее конфискуют в качестве вещественного доказательства.

— Это же все пропадет! А я вижу здесь уникальные вещи. Продай ее мне, — Хаим пристально посмотрел на меня.

— Как я могу продать, она ведь не моя. И что ты будешь делать со всеми этими книгами? Читать?

Хаим засмеялся:

— Нет. Я недостаточно учился, чтобы читать такие книги. Это профетическая каббала — вот, например, у меня в руках манускрипт Абулафии…

— Постой, Хаим. Ты говоришь слишком умные слова. Что такое каббала, я знаю. Но профетическая?.. И кто такой Абулафия?

— А библиотека? — Хаим продолжал гнуть свою линию. — Я бы продал ее людям, которые понимают, и заработал бы немного денег…

— Так и быть, забирай библиотеку. А сейчас рассказывай все, что тебе известно.

— Все? — усмехнулся Хаим. — Боюсь, это займет слишком много времени.

— Ладно, начинай.

— Судя по тому, что я здесь вижу, покойный усиленно занимался профетической каббалой.

— Ну, вот опять! — воскликнул я. — Да объясни мне наконец, что это такое!