Потом очень осторожно протянул руку и вытащил из стынущих пальцев «О Призывании Драконов». Сдул с книги пыль. Он обращался с ней нежно, как будто с испуганным ребенком.
Библиотекарь собрался было спуститься с сокровищ, но что-то еще привлекло его внимание. Вновь наклонившись, он осторожно вытянул из груды поблескивающих побрякушек еще одну книгу. Это была не его книга — разве что в общем смысле, в котором под сферу его юрисдикции подпадали вообще все книги в этом мире. Библиотекарь осторожно перевернул несколько страниц.
— Прихвати ее с собой, — раздался сзади голос Ваймса. — Унеси ее отсюда. И спрячь куда-нибудь подальше.
Орангутан кивнул и под бряканье осыпающихся побрякушек спустился с груды сокровищ. Мягко похлопав Ваймса по коленной чашечке, он открыл «О Призывании Драконов», некоторое время листал скукоженные и осыпающиеся страницы в поисках нужной, после чего молча передал книгу Ваймсу.
Щурясь от напряжения, тот принялся разбирать коряво нацарапанные строчки.
«Край Воображения, — подумал Ваймс. — Вот, значит, куда они ушли. В воображение людей. И, вызывая их, мы придаем им форму. Это как выдавливание теста в формочки. Только в результате получаются не имбирные пряники, а то, что ты есть. Твой собственный мрак, обретший форму…»
Ваймс перечитал строки еще раз и заглянул на следующие страницы.
Их было немного. Оставшаяся часть книги представляла собой спекшуюся массу.
Ваймс вернул книгу библиотекарю.
— Что за человек был этот де Малахит? — поинтересовался он.
Библиотекарь погрузился в размышления, естественные для существа, знающего «Беографический Славарь Города» наизусть. Потом пожал плечами.
— Какой-то особенно святой?
Орангутан отрицательно покачал головой.
— Тогда, может, особенно злобный?
Библиотекарь опять пожал плечами и качнул головой.
— Будь я на твоем месте, — посоветовал Ваймс, — то засунул бы эту книгу куда-нибудь подальше. А заодно и сборник «Законов и Пастановлений». Они чертовски опасны.
— У-ук.
Ваймс потянулся.
— А теперь, — произнес он, — пойдем-ка опрокинем по маленькой.
— У-ук.
— Но только по маленькой.
— У-ук.
— И ты за себя платишь.
— И-ик.
Остановившись, Ваймс вгляделся в большое мягкое лицо.
— Скажи, — задумчиво спросил он, — я давно хотел узнать… так лучше, быть орангутаном?
Библиотекарь задумался.
— У-ук, — ответил он.
— О! Надо же.
И вот настал следующий день. Зал от стены до стены забили высокие гражданские сановники.
Патриций, окруженный членами городского совета, восседал в своем суровом кресле. Все присутствующие улыбались восковыми улыбками людей, согбенных от беспрерывных усилий на поприще добрых дел.
Госпожа Сибилла Овнец восседала отдельно, облаченная в несколько акров черного бархата. На пальцах, шее и кудрях сегодняшнего парика поблескивали наследственные овнецские украшения. Общее впечатление было умопомрачительным, такое же мог бы произвести глобус с изображением рая.
Ваймс во главе рядового состава промаршировал, чеканя шаг, в центр зала и замер — шлем под локтем, как положено по уставу. Его поразило, что даже Шноббс постарался — на грудной пластине капрала нет-нет да и просматривалось некое смутное подозрение на сверкающий металл. С лица же Колона не сходило выражение такой важности, что казалось, у него запор. Латы Моркоу сияли.
Колон впервые в жизни отдал честь так, как будто днями тренировался перед зеркалом.
— Все на месте, и все в порядке, сэр! — рявкнул он.
— Очень хорошо, сержант, — холодно ответил Ваймс.
Повернувшись к патрицию, он вежливо приподнял бровь.
Лорд Витинари махнул рукой.
— Вольно, или как там это у вас говорится, — произнес он. — Зачем нам здесь эти церемонии? А, капитан?
— Как вам будет угодно, сир.
— А теперь, дорогие друзья, — говоря, патриций слегка наклонился вперед, — до нас дошли известия о подвигах, совершенных вами при защите города…