Страж зари

Он поднял взгляд. У него получился классный конус. Переливающийся, заходящийся разноцветными спиралями, толстостенный, мощный. Он едва не доставал до потолка. Он был как… крепость? Нет, не так. Как монумент. Как выставочный экземпляр.

И вдруг… Павел подумал, что он просто сморгнул, и оттого изображение дернулось, как это бывает с картинкой в телевизоре при незначительных скачках напряжения. Присмотрелся — конус, его совершенный защитный конус прогнулся, словно кто-то давил на него извне. Павел даже оглянулся. Чисто интуитивно, но никого рядом не было. Случайность? Брак? Или… Неужели действительно нападение? А что еще?!

Дальше он действовал как автомат, без рассуждений и колебаний.

— Не шевелись, — напряженно прошептал он.

— Не шевелюсь, — ответила Любка. От нее исходил жар. И вдруг очень сильно запахли ее тяжелые, «магические» духи. — А что…

— Молчи!

Теперь серебристые, окрашенные в фиолет и розовый спирали с разной скоростью пошли навстречу друг другу, переплетаясь и перекрывая друг друга, утолщая стенки и не давая возможности отследить ни одну из них. Мгновением позже желтые лучи протянулись от вершины к основанию, каждый из которых постоянно менял интенсивность окраски. Напряжение на поверхности вроде бы уменьшилось, но на самом деле это было не так.

За считанные мгновения он втрое-вчетверо увеличил прочность и неуязвимость своей конструкции, если угодно, ее невидимость и неуловимость, но прогиб, точнее, несколько прогибов, похожих на вмятины на жести, получаемые от заряда дроби, только, в отличие от них, шевелящихся, находящихся где-то в полуметре над головой Павла, уменьшились разве что вполовину. То есть оттуда тоже наращивали давление. И очень стремительно, качественно наращивали. Умело.

И давление продолжает нарастать. А он почти на пределе.

Надо уходить.

Он притянул к себе Любку. Рывком. Грубо. — Ох!

— Молчи!

Он быстро сплел кокон. Черный, в отличие от искристо-праздничного конуса. И не имеющий завершенной классической формы геометрической фигуры. Это было нечто бесформенное, почти безобразное. Вроде амебы. С недоразвитыми ручками-ножками, похожими на слабо шевелящиеся наросты. И цвет был омерзительный, с красными и фиолетовыми зигзагами на матовой поверхности.

На секунду или чуть меньше спирали справа от Павла раздвинулись, и двое людей вместе с коконом, в котором они находились, рывком покинули убежище.

— Ты чего?! — возмутилась Любка, и в голосе ее послышались капризные нотки. Только Павлу было сейчас не до нюансов.

Он тряхнул ее за плечи.

— Я сейчас уйду!

— Куда?

Она ничего не понимала. Да и к счастью. Не нужно ничего объяснять. Да и ей врать не придется.

Он посмотрел на конус. Тот все еще работал. С его уходом он быстро стает. Ладно. Ничего. Пока нужно уйти.

— Срочное дело. Я позвоню. Ты пока сядь туда. — Он показал на ее рабочее кресло.

— Паша…

— Все!

Он легонько толкнул ее, высвобождая из кокона, и вышел в приемную.

— Еще две минуты, — сказал он секретарше. Та заученно кивнула.

На посетителей он даже не посмотрел. Не до них.

Через те самые две минуты он сидел в своей машине и прогревал двигатель, до предела выдвинув рукоятку подсоса топлива.

Кто же это его так шарашил? Хорошо так, адресно. И ведь если бы не «плащ», уконтропупил бы к чертовой матери! Нет, не насмерть, скорее всего, но мачо бы тоже не показалось. Кто? Петрович? Зачем это ему?

Павел приспустил боковое стекло, врубил вентиляцию, чтобы не запотевали стекла, и закурил.

Так зачем это ему? Обиделся? Так он вроде не мстительный. Да и что, в конце концов, произошло? Ну повздорили. Ну ушел сотрудник. Обидно, неприятно, но это совсем не повод так жать. Да и не практикует он в этом. Тогда… А Мих Мих? Его попроси — он Петровичу не откажет. Но не до убийства же! И даже не до травм. Михалыч — человек тихий, смирный и не кровожадный. Эх, надо было следок пощупать! Нюхнуть его. Хоть одной, так сказать, ноздрей. Но на Петровича это все равно не похоже, не его это стиль. Он предпочитает дать утихнуть страстям и мирно договориться. Если только не произошло что-то из ряда вон.

Датчик температуры показал, что двигатель несколько прогрелся. Павел вдавил окурок в пепельницу и потихоньку выехал на дорогу, посматривая по сторонам. Он вдруг отметил чувство, испытываемое им в этот момент. Забытое чувство опасности и настороженности, при котором голова как бы сама собой начинает вращаться на триста шестьдесят градусов, выискивая угрозу, а мозг ищет решение. Был у него период в жизни, когда такое чувство чуть ли не стало стилем жизни.

А ведь сейчас и впрямь ситуация из ряда вон. Петрович почему-то уверен, что с теми тиграми напортачил он. И с деньгами соответственно. А это уже не шутки. Не исключено, что его сейчас из-за тех «бабок» как раз прессуют. Конечно, маг-директор не девочка и из-под пресса выскочит, а то и просто его отожмет, да так, что мало не покажется. Но это тоже смотря как прессовать. И кто. Существуют варианты.