Девушка поднялась по маленькой лесенке и сняла с полки несколько небольших, размером с ладонь, коробочек. Быстро расставила их на прилавке, аккуратно открыла, и Мариус понял, что безнадежно отстал от жизни – по крайней мере, от этой ее стороны.
Перед ним как будто открыли сундучки с сокровищами. В аккуратных гнездышках из золоченой бумаги лежали шоколадные конфеты такой мудреной формы, что у него самого никогда не хватило бы фантазии сделать что-либо подобное. Спирали, рюшечки, шарики, звездочки из шоколада разных оттенков украшали каждую конфету. Кое-где шоколад блестел, как будто покрытый позолотой, а кое-где словно был только что вылит из меди.
– Красиво, – невольно сказал он.
– Внутри дробленый орех, пралине, вишня, вымоченная в ликере.
– А просто с ликером нет? – Мариус вдруг подумал, что не прочь напоить синюю птичку и посмотреть, что будет.
– Нет. – Девушка удрученно покачала головой. – И потом, ниат, кто же берет чистый ликер для юной ниаты?
– Хорошо. Беру вот это, – Мариус ткнул пальцем в наиболее приглянувшийся сундучок, – упакуйте получше. Я могу их нести в кармане?
– Разумеется, ниат. Хоть за пазухой. Настоящий, качественный шоколад почти не тает от температуры тела.
Он расплатился и пошел дальше, к резиденции Надзора. Башня, в которой якобы хранилось Око Порядка, уже была видна над крышами. Аллея, откуда к самой вершине летала Алайна, была по другую сторону.
Мариус вздохнул. И в который раз, пытаясь осмыслить происходящее, задавался одним и тем же вопросом: зачем Магистру все это, чего он добивается? В том, что он слегка привирал насчет самого дорогого артефакта в истории земель Порядка, Мариус уже убедился. Конечно, так и не было ясно, что же за мужчина лежал на алтаре вместо артефакта, но самое главное – Мариус уже знал, что Магистр лжет. Тут и смерть Фредерика перестала быть случайной – если кто-то видел, какие именно книги читал архивариус и потом передал Магистру, а тот, в свою очередь, понял, что Фредерик слишком близко подобрался к некоторым секретам Надзора, ничто не мешало заставить одного из пленных крагхов убить чересчур любопытного.
Пленные крагхи у Магистра были, и немало.
Мариус знал, что их держат в клетках в подземельях под фундаментом резиденции.
Некоторых крагхов использовали в учебных целях. Вскрывали заживо, когда надо было учить стражей. Или выгоняли на арену со связанными крыльями. Или даже не со связанными, но на цепи. В конце концов, стражей нужно было готовить, а для этого были необходимы тренировки. Сам Мариус убил не одного крагха и далеко не одного двуликого, потому что так было нужно. И потому что сам он считал, что так правильно. То, что осталось от его семьи, намертво въелось в память, не вытравить ничем. А теперь вот вся картина мира пошла мелкими трещинами, начала осыпаться под ноги. И Пастырь ведает, чем все закончится.
Перед высокими воротами резиденции Мариус помедлил, собираясь с мыслями. Он шел беседовать с самим Магистром. Нет, он не собирался ни задавать глупых вопросов, ни спорить, ни что-либо доказывать. Он планировал слушать и запоминать, чтобы потом обдумать на досуге.
Толкнул тяжелую створку из потемневшего от времени дуба.
Над головой сомкнулись высокие звездчатые своды. Отдали честь стражи, стоящие на часах. И Мариус решительно пошел дальше, вслушиваясь в звуки собственных шагов.
Здесь было тихо, очень тихо. Сумрачно. Просторно. Многочисленные колонны, на которые опирались своды, были лишены каких-либо украшений, словно повторяя один из девизов Надзора: «Отринув роскошь, укрепляю веру». В том, что далеко не все были согласны с этим высказыванием, Мариус уже убедился на собственном опыте.
Он миновал холл, прошел по узкому и темному коридору, поднялся на третий этаж и наконец остановился перед дверью в кабинет Магистра. Глубоко вдохнул и постучался.
– Входи, – раздалось изнутри.
Мариус подчинился, но, уже переступая порог, все же сбился с шага: у письменного стола Магистра, на полу, сидел крагх.
Это было нечто новое. Появилось дурное предчувствие, которое Мариус усилием воли задавил, выбросил прочь из головы. Что бы там ни замыслил Магистр, спасение в спокойствии и уверенности.
Он коротко поклонился наставнику, пренебрежительно скользнул взглядом по скорчившемуся крагху. Чудовище было довольно молодым, оперение – пестрым, черные перья мешались с ярко-синими. И глаза серые. И когти черные, загнутые. А лицо изможденное, но самых правильных очертаний. Почти как у Алайны. На шее крагха был застегнут ошейник повиновения, и от него тонкая цепочка тянулась к рукам Магистра.
– Проходи, – с усмешкой сказал Магистр. – Как тебе моя птичка?
Мариус посмотрел прямо в глаза учителю, мысленно повторяя, что его спасение в спокойствии.
Сказал невозмутимо:
– Не понимаю, зачем вам эта тварь здесь, в кабинете.
Красивое, но такое неподвижное лицо Магистра исказилось в недоброй ухмылке, и Мариусу показалось, что вовсе не кожа у Магистра, а белая резиновая маска. Сдерешь ее, а там кость, старая, давно лишившаяся плоти.