Стратонавт поневоле

— Душ горячий, говоришь? — Тараканыч задумался. — А бычки в томатном соусе у вас есть?

— Есть! — хором откликнулись матросы. — Девать некуда!

— Ну, тогда можно, — смягчился Тараканыч, — только ненадолго, а то мне еще полсвета осталось проплыть.

Его подняли лебедкой вместе с лодкой. Чародей был в тельняшке, бороденка его топорщилась в разные стороны. На шее у него висел крупный зуб.

— Чей зуб? — спросил Сид.

— А кто его знает, — пожал плечами волшебник. — Выпрыгнула из воды четыре дня назад какая-то тварь, значит, полный рот зубов, и на меня. Пришлось ей один клык удалить в процессе самообороны. Да и вообще, сейчас мода такая, чтоб на шее что-то висело.

Тараканыч прошлепал в душевую, оставляя на палубе мокрые следы.

Раскрасневшийся после мытья, он сидел в каюте Сида, с аппетитом поглощал свое любимое блюдо — бычков в томатном соусе и рассказывал:

— Как наша богадельня взорвалась, все жильцы разбежались. Подай мне, Сид, горчицу. Одни в Африку подались, другие подальше. Кто швейцаром устроился в гостинице, а кто водителем ландо в европейских столицах. Клавка, мерзкий интриган, за длинным флуидором погнался. Ну, а я, подай мне, любезный, перцу, а я подумал, значит, и решил пуститься в кругосветное плавание. Захотелось лицом к лицу, значит, с опасностью. Чтоб соль на губах, ветер в ушах и это... как его... песок на зубах. Нет, вру, короче, захотелось лишений, неприятностей. Еще бычки есть?

Сид принес еще две банки консервов.

— Да, захотелось мне, значит, всего этого, надул я лодку резиновую, кинул туда две пары носков, глобус, чтобы с пути не сбиться, календарь, колбасы разной и поплыл. Всякое случалось. То на мель сядешь, то акула днище распорет — только успевай зашивать. А недавно ноги решил помыть. Опустил я их, значит, в океан, пусть отмокают. Вдруг хватает их восьминог своими щупальцами и тянет ко дну. Я, чего скрывать, человек мужественный, но тут чуть было не испугался. Потом успокоился, схватил свою авторучку и выдавил из нее чернила в воду. Вода стала фиолетовая. А у восьминогов такой обычай: пока вода фиолетовая, надо удирать. Этот тоже удрал. Я ноги домыл и дальше поплыл. Все пароходы, как меня увидят, так, значит, начинают спасать. Я даже стал их стороной обходить. И на вашу «Калабрию» ни за что не пошел бы, если бы не ты, Сид. Открой-ка, дорогой мон шер, последнюю баночку. Перекушу у вас малость, передохну и дальше поплыву. Мне к зиме надо успеть земной шар обогнуть. Хорошие бычки у вас, я, когда расставаться будем, пару ящичков прихвачу.

Окончив трапезу, злой волшебник вытер руки о бороду и улыбнулся:

— Сейчас, братик, я тебе важную новость сообщу. Только никому не говори.

Он поманил Сида поближе и тихо сказал:

— Я сейчас спать буду. Может, час просплю, а может — и сутки. Будить меня не надо. Я этого не люблю.

Он улегся на койку Сида, зевнул и махнул рукой:

— Иди, кабальеро, на палубу. Там воздух свежий, там солнце, вода, а здесь без дела не топчись. Кому сказал...

Злой волшебник захрапел. Сид на цыпочках вышел из каюты.

Тараканыч спал весь день, всю ночь и продолжал спать на следующий день. Бедный Сид провел ночь на палубной скамейке, но будить Тараканыча не решился.

Вдруг вахтенный сообщил, что прямо по курсу дрейфует парусное судно. В наше время нечасто можно увидеть настоящий парусник. Все свободные от вахты моряки подошли к борту, вглядываясь в неясные очертания на горизонте. Сид поднялся на мостик. Капитан протянул ему бинокль. Толстяк поднес его к глазам и увидел бриг, застывший с опущенными парусами в ожидании ветра. По палубе брига расхаживали здоровенные детины в тельняшках, с серьгами в ушах. За поясами у них торчали ножи и старинные пистолеты. Но самое удивительное заключалось в том, что над судном реял «Веселый Роджер» — пиратский флаг.

Это было невероятно и непостижимо! В конце двадцатого века по морской столбовой дороге спокойно разгуливал разбойничий корабль, будто вынырнувший из Средневековья.

Бриг приближался. Уже можно было разглядеть невооруженным глазом фигурки людей на нем и пушки, торчащие из бортов.

— Капитан, — сказал Сид, — может быть, лучше держаться подальше от этого кораблика?

— Сэр, — холодно ответил старый моряк, — капитан Мулиган не поворачивает судно при виде парусника. Тем более что бриг «Пилигрим», вызвавший у вас такое волнение, всего лишь плавучий музей.

— Но ведь на его мачте пиратский флаг, — заметил Сид, — и команда очень странная...

Капитан усмехнулся:

— Взгляните лучше на корму «Пилигрима», — сказал он, — и вы все поймете.

На корме брига Сид увидел группу людей, одетых в штатское. Среди них выделялся мужчина с усиками и в темных очках. Он то садился в кресло, то вскакивал, размахивая руками, жестикулировал и что-то объяснял остальным. Двое парней в ярких рубашках двигали по палубе вышку, на которой сидел мужчина в берете и с кинокамерой. Еще несколько человек держали в руках огромные лампы. Одноглазый пират слушал усатого в темных очках и виновато пожимал плечами.

— Это же киносъемка! — воскликнул Сид. — Тот, что в темных очках, — режиссер, а пираты — артисты!