Стратегия воздействия

Примерно за полчаса до прилета немецкого разведчика на гребень пологого холма километрах в трех от позиций сто тридцать третьей стрелковой дивизии выскочили два танка Т-III и три бронетранспортера. Немцы стремились как можно быстрее захватить неудобное дефиле между мешавшими движению механизированных частей лесными массивами, и выслали вперед поддержанную танками мотопехоту, игравшую одновременно и роль разведки.

Артиллеристы Захарова хладнокровно подпустили противника на расстояние около километра и открыли огонь по бронетехнике из противотанковых пушек. Для столь важного участка обороны Захарову удалось наскрести аж восемь «сорокопяток», что для окруженных дивизий казалось неслыханной щедростью.

Один Т-III сразу вспыхнул, пораженный одновременно двумя снарядами. Не повезло и шедшему за ним бронетранспортеру. Снаряд пробил тонкую броню и взорвался в боевом отделении.

Немцы имели четкий приказ немедленно отступить при обнаружении серьезной противотанковой обороны, что они тут же и сделали с завидным проворством. В рядах красноармейцев бегство оккупантов вызвало сдержанный энтузиазм. Большинство бойцов и командиров дивизии были тертыми вояками, наученными горьким опытом котлов и отступлений, и четко понимали, что последует за появлением вражеской разведки.

Как и следовало ожидать, прилетела «рама». К моменту ее появления противотанковых пушек на старых позициях уже не было. Их откатили в заранее подготовленные укрытия и тщательно замаскировали, а на места, откуда они вели огонь по немецким танкам и мотопехоте, водрузили деревянные макеты, собранные из срубленных в ближайшем лесу жердей.

Естественно, обмануть превосходную немецкую оптику и внимательных летчиков-наблюдателей «летающего глаза» такими поделками никто не рассчитывал, поэтому сверху их накрыли маскировочными сетями, но сделали это не слишком качественно. Кроме того, после выстрелов пушек на земле остались хорошо видимые сверху темные следы в местах, где ударная волна сорвала с грунта снежный покров. Над ними тоже немного поработали, но так, чтобы было видно, что замаскировать пытались, но получилось это не особо хорошо.

«Раму» демонстративно обстреляли, хотя попасть в нее никто не рассчитывал. Зато пилоты «фокке-вульфа» смогли хорошо рассмотреть передний край советской обороны.

Гаубицы противника открыли огонь буквально через пару минут после того, как «Рама» исчезла за горизонтом, но первая линия окопов к этому моменту была уже оставлена красноармейцами.

Эту тактику я согласовал с командиром полка майором Егоровым сразу, как только прибыл на место с двумя гранатометными ротами. Полком эта часть являлась только по названию. Из-за больших потерь в предыдущих боях теперь Егоров располагал в лучшем случае усиленным батальоном, да и сам он еще недавно был комбатом и стал комполка после гибели предыдущего командира и начальника штаба.

Позиции Егорова пересекали поле от одной опушки леса до другой, перекрывая в самом узком месте удобный для танков проход, и, конечно же, именно они привлекали наибольшее внимание противника.

Мои роты майор встретил с большим воодушевлением. Мужиком он оказался правильным и права качать не стал. Старший лейтенант госбезопасности и армейский майор — звания, практически, равные, да и делить нам с Егоровым было нечего, а вот остановить немцев и при этом выжить нам хотелось обоим. Формально обороной данного участка командовал майор, но на управление моими людьми он не претендовал и предпочел договариваться, а не строить меня с позиции силы.

Судоплатов с остальными гранатометными ротами отправился перекрывать второй лесной коридор к западу от Рогачевского шоссе, а меня отправил сюда, так что теперь я, по сути, временно стал командиром урезанного противотанкового батальона.

Пока немецкие гаубицы с энтузиазмом перепахивали пустующий передний край обороны полка и разносили в щепки макеты пушек, я сидел у рации и корректировал огонь нашей артиллерии. Узнав о том, что именно я — тот самый ночной корректировщик, наводивший огонь артиллерии крупных калибров на скопления немецкой техники, генерал Захаров без дальнейших разговоров приказал двум входившим в его группу артполкам немедленно наладить радиообмен с моими ротами.

Бои в окружении сказались и на артиллеристах. Немцы знали толк в контрбатарейной борьбе, и потери материальной части полков оказались значительными. Тем не менее, 152-миллиметровые пушки-гаубицы МЛ-20 сохранить удалось, пусть и в количестве всего девяти штук. С боеприпасами к ним, конечно, дело обстояло кисло, но генерал Захаров отлично понимал, что, скорее всего, его дивизии вступают в свой последний бой, и экономить снаряды в такой ситуации бессмысленно.

С севера, из нашего тыла, накатил тяжелый грохот, и через минуту огонь немецких гаубиц резко ослаб, а потом и вовсе прекратился.

— «Кувалда-2», здесь «Лось». Отработали нормально. Меняйте позиции и маскируйте орудия — к вам идет пятерка пикировщиков Ju-87. Подлетное время семь минут.

— «Лось», тебя поняли. Выполняем.