— Случайность, конечно, но она хороша тем, что сыграла в нашу пользу. В обслуге аэродрома, откуда вылетал Пе-2 с русским стрелком, оказался наш агент. Мелкая сошка, в общем-то, но с мозгами и фантазией, хотя эти подробности не важны. Главное, ему удалось подслушать разговор стрелка с неким старшим майором НКВД, судя по всему, его непосредственным начальником, причем разговор исключительно важный. Стрелок доложил о выполнении задания и потере пяти бомбардировщиков, после чего майор его арестовал. Странное решение, с учетом явного успеха действий стрелка, но нам оно только на руку. Кроме того, теперь мы знаем фамилию и звание нашего фигуранта — старший лейтенант госбезопасности Нагулин. По косвенным данным, собранным все тем же агентом, арестованного стрелка отправили самолетом в Москву. У нас есть агент на Лубянке, но это очень ценный кадр — глубокое внедрение начала тридцатых годов. Должность не самая высокая. Тем не менее, у него есть доступ к серьезным документам, и информацию о Нагулине он добыть сможет. Мы, естественно, стараемся задействовать такого специалиста только в исключительных случаях, но сейчас как раз такой и есть. Фюрер в ярости. Он объявил русского стрелка своим личным врагом, вызывал герра адмирала к себе, и тот, судя по всему, услышал от Фюрера не самые приятные слова о нашей службе. В общем, санкция на подключение к работе агента «Гость» у нас теперь есть, и задача ему уже поставлена, причем очень жестко. Нагулина необходимо ликвидировать. «Гостю» переданы контакты нескольких «спящих» агентов в Москве. Он должен собрать из них группу и подставить стрелка под их удар. Если это не сработает, ему придется устранить Нагулина лично.
— А какова здесь моя роль, герр генерал? — Вы ведь не зря все это мне рассказываете.
— Стрелок не будет долго сидеть под арестом. Русские, конечно, очень любят по любому поводу обвинять в шпионаже и измене своих же товарищей, но не до такой же степени! Нагулин для них ценен, и слишком много сделал для СССР, чтобы просто так его шлепнуть. В общем, «Гость» может и не успеть, и тогда стрелок вновь появится на фронте, и я хочу, чтобы мы были к этому готовы. Думайте, полковник. Думайте и готовьтесь. Вы уже не раз правильно предугадывали действия противника, и сейчас я жду от вас столь же точного прогноза.
Совершенно неожиданно у меня появилось много свободного времени. В первый день следователи еще проявляли какую-то активность, дергая меня на допросы, где я подробно отвечал на их вопросы о ходе операции, целях бомбовых ударов и обстоятельствах потери мной пяти самолетов.
Следователи попадались разные, и хотя вел я себя подчеркнуто корректно и отвечал на все вопросы максимально полно, у некоторых из них явно чесались руки надавать мне по шее для стимулирования процесса чистосердечного признания. Тем не менее, никто меня и пальцем не тронул. Мало того, задавая мне всякие нехорошие вопросы, сотрудники НКВД даже голос повышать не пытались, что, видимо, стоило им немалых усилий, так что на второй день я оказался предоставленным самому себе — допросы прекратились.
Судоплатов больше не появлялся. Я так и не понял, сам он принял решение о моем аресте, или получил приказ сверху. Впрочем, сейчас это было уже не слишком важно — даже если инициатива исходила от старшего майора, наверху ее явно одобрили.
Некоторое время я потратил на наблюдения за последствиями своих ночных действий. Нанесенные нами бомбовые удары на некоторое время дезорганизовали систему управления немецкими войсками под Киевом. Этого хватило, чтобы танковые бригады, приданные сороковой и двадцать первой армиям, пробились к окруженным, а подтянувшаяся пехота смогла укрепить стенки узкого коридора, по которому немедленно начали выходить из котла предельно измотанные остатки пятой, тридцать седьмой и двадцать шестой армий.
Уйти, к сожалению, удалось не всем. Части РККА, находившиеся в малом котле под Лохвицей, смогли прорваться к основным силам окруженных, но немцы довольно быстро закрыли образовавшуюся брешь, и отрезанным войскам помочь не мог уже никто — просто не было сил. Полностью эвакуировать основной котел тоже не удалось. Кому-то пришлось остаться, чтобы прикрывать отход, да и противник после прекращения бомбовых ударов с каждым часом все быстрее приводил в порядок линии связи и восстанавливал командную вертикаль.
Коридор продержался всего сутки, но этого хватило, чтобы вывести из котла около ста тысяч человек. Эти войска, к сожалению, были абсолютно небоеспособны. Их требовалось срочно отвести в тыл на переформирование, так что помочь понесшим потери сороковой и двадцать первой армиям они почти ничем не могли. Немцы же, озверев от полученной оплеухи, предприняли контрудар и сильно потеснили наши соединения на внешнем фронте окружения, окончательно решив судьбу почти ста тысяч красноармейцев и командиров, не успевших выйти из Киевского котла.