Стратегические операции люфтваффе

Советская пропаганда извлекла максимум из тарана Талалихина, порой явно перегибая палку. «Фашистский стервятник был сражен сталинским соколом, – писала пресса. – При осмотре трупов на месте падения «Хейнкеля» оказалось, что экипажем руководил подполковник, награжденный Железным крестом…» Больше всех старалась журналистка Елена Кононенко: «Бомбардировщик тяжело плыл по небу. Холеный гитлеровский подполковник, командир экипажа, матерый фашистский волк, злобно предвкушал, как он будет бомбить столицу Советского Союза… Охваченный жарким пламенем и дымом, «Хейнкель» рухнул вниз… Виктор напрягает всю волю, все силы и выбрасывается с парашютом. Приземляется в небольшое озеро. Он жив. Он полон счастья, любви к родной земле, к Москве, к советским людям. Вот они бегут прямо к берегу, прямо к нему. Родные руки обнимают его, родные губы целуют его мокрые, грязные щеки…»[109]

Впрочем, германская пропаганда в эти дни тоже буйствовала. Берлинское радио сообщало: «Люфтваффе подвергают Москву уничтожающей бомбардировке… Заводы и фабрики, расположенные вокруг Москвы, настолько разрушены, что всем иностранцам запрещен выезд за пределы Москвы. Кремль и почти все вокзалы разрушены, Красной площади не существует. Особенно пострадали промышленные районы. Москва вступила в фазу уничтожения».

Как видно, в большинстве вылетов против советской столицы люфтваффе не несли никаких потерь либо теряли максимум по одному самолету. Таким образом, противовоздушная оборона Москвы была сильной только в количественном отношении. Зенитные батареи и ночные истребители вроде обычных И-16 и МиГ-3 оказались совершенно бесполезны против мелких групп немецких бомбардировщиков, действовавших на большой высоте.

Из трудов некоторых авторов, описывавших налеты на Москву, складывается впечатление, что немецкие летчики на аэродромах пребывали в унынии и обсуждали ужасы противовоздушной обороны. Однако не стоит забывать, что подобные вылеты были для большинства из них привычным делом. На фронте все жили одним днем и впечатления от бомбежек быстро сменялись бытовыми проблемами.

Так тот же Альфред Штробель, накануне организовавший пожары в Московском Кремле, на следующий день столь же «драматично» описывал, как они со своим экипажем «Цезарь-Цезарь» поймали в окрестностях аэродрома свинью и жарили ее. Среди обслуживающего персонала эскадрильи оказался опытный забойщик Хубер, который сначала оглушил животное молотком по голове, а потом, неторопливо сходив за ножом, зарезал его. В результате перед очередным вылетом летчики хорошенько поужинали жарким[110].

В ночь на 10 августа был произведен очередной авиаудар по Москве. На сей раз целью атаки стал расположенный на юго-востоке столицы металлургический завод «Серп и Молот», на который было сброшено 30 фугасных и около 1000 зажигательных бомб. В результате был поврежден прокатный цех, а в районе предприятия разрушены 13 жилых домов. Поданным службы МПВО, во время бомбежки погибли 48 человек, еще 83 было ранено[111]. При этом огнем зенитной артиллерии был сбит Не-111Н-5 W.Nr. 4520 унтер-офицера Освальда Шлиманна из 1-й эскадрильи KG53. Согласно немецким документам, весь экипаж пропал без вести[112].

В следующую ночь 83 Не-111 из KGr.100, III./KG26 и KG53 совершили последний массированный налет. По донесениям постов ВНОС, самолеты шли к цели двумя маршрутами: одна группа летела через Вязьму, Гжатск, Можайск, остальные со стороны Сычевки на Волоколамск. При подходе к линии световых прожекторных полей самолеты набрали высоту 6000–7000 м, после чего начали планировать с приглушенными моторами.