Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти

Но прямо устранить Горького из партии он не мог. Именно от Горького и через Горького шли в большевистскую кассу финансовые потоки. Каким бы ни был Ленин аскетом, но жизнь в Париже и Женеве была недешевой. Как финансовый источник, как «разводящий» финансовые потоки (между прочим, в сотрудничестве с Богдановым) Горький вполне устраивал Ленина. Горький был посвящен в истории экспроприации на Кавказе, где большевики грабили местных богачей. Цинизм, с которым его партийные товарищи получали деньги, видимо, не смущал Ленина. Вот только один пример финансовой махинации, в которой был замешан и Горький.

Семья Н. П. Шмита принадлежала к известной в России купеческой династии Морозовых (по материнской линии Н. П. Шмит приходился племянником Савве Морозову). Студент Московского университета, к 1905 году после ранней смерти матери и отца он стал как старший в семье опекуном сестер Екатерины и Елизаветы и распорядителем всего семейного состояния. Николай Шмит и его сестры с сочувствием относились к революционным событиям. Через Л. Б. Красина и Горького ими были пожертвованы крупные суммы денег в пользу больше виков. При посредничестве Горького на деньги Шмита вооружались рабочие дружины. Одним из очагов декабрьского восстания в Москве стала мебельная фабрика на Пресне, принадлежавшая семье Шмитов. В начале 1906 года Николай Шмит был арестован. Ему предъявлялось обвинение в непосредственной причастности к революционным событиям. Но суд откладывался. После четырнадцатимесячного предварительного заключения Шмит был убит в тюрьме при загадочных обстоятельствах.

Незадолго до ареста Шмит устно высказал намерение передать свое состояние большевикам. Очевидцем этого устногозаявления был Горький. Но юридически оформить передачу денег было невозможно. Сложность была в том, что младшая сестра, в силу своей молодости, могла вступить во владение своим наследством только через опекуна. Тогда большевистский ЦК выработал особый план. Было решено организовать фиктивный брак младшей сестры, с тем чтобы через мужа получить наследство Шмита. В разработке этого плана принимали участие Горький и его подруга М. Ф. Андреева.

Фиктивным мужем Елизаветы стал А. М. Игнатьев. При этом был и фактический жених А. Р. Таратута. Старшая сестра, Екатерина, была замужем за адвокатом Андриканисом. Она стала оспаривать план большевиков по присвоению наследства ее брата. Дело осложнялось еще и тем, что на наследство Шмита претендовали не только большевики, но меньшевики и группа «Вперед». В конце концов победили большевики. Но история вышла грязная, а кроме того, она дошла во всех подробностях до Охранного отделения.

Как финансист партии и как «великий писатель» Горький Ленина совершенно устраивал. Но как идеолог – да еще и партийный – Горький был для Ленина смертельно опасен. Если бы стратегией большевистской элиты стало объединение, в этой новой стратегии для Ленина просто не было бы места.

Поэтому посылая Горькому в письмах бесконечные поклоны как «великому писателю» и даже соглашаясь, что «художник может почерпнуть для себя много полезного во всякой философии», бесконечно справляясь о быте и здоровье Горького, который живет на одном из самых дорогих европейских курортов – Капри, нежно «целуя руку» Марии Федоровне Андреевой, Ленин только и делает, что отсекает, отсекает и отсекает Горького от своейпартии.

С Богдановым и Луначарским был другой разговор. Эти неопасны. Они хотя и элита партии, но в сравнении с Лениным все-таки рядовые вожди. С тем же Богдановым, которого Ленин нещадно бил за «эмпириокритицизм», он солидаризировался по вопросу о бойкоте Думы. Луначарский ему «симпатичен». А вот Горький – вождь фактический, настоящий! Ленин прекрасно понимал, какой это колоссальный авторитет и какая угроза его вождизму. Поэтому он не давал Горькому ни малейшего шанса реально влиять на партийную идеологию. Финансы – ради бога! «Мать»? Да, слабовато. Ленин не скрывает этого. Но – чертовски «своевременная книга»! Даже о повести Горького «Исповедь», напичканной размышлениями о Боге и являющейся манифестом «богостроительства», Ленин отзывается почти равнодушно. Надумал было написать ему сердитое письмо, да раздумал. Или написал, но не послал. «Зря не посла ли!» – сердится Горький, не понимая (или понимая?), с кем он имеет дело.

С вождем партии. Непререкаемым. Бескомпромиссным. Но только в том, что касается вопросов партии. Во всем остальном это душачеловек!