Страсти по Максиму. Горький: девять дней после смерти

С церковной точки зрения, еретик и сектант не далеко отстоят друг от друга. Ересь может привести к созданию секты, а всякая секта есть ересь. Но во внецерковном смысле еретик и сектант противостоят друг другу. Еретик стремится вырваться за пределы абсолютной истины, утверждая свой идейный произвол, а сектант, напротив, ревностно охраняет абсолютную истину, но претендует на деспотическое обладание ею. Для еретика всякая окончательная правда есть ложь, от которой он отказывается, как только она объявляет себя окончательно победившей; а сектант, наоборот, ищет окончательной правды, которая всё в мире строго расставила бы по своим местам. Еретик бежит от догмы, сектант стремится к ней.

Почему их притягивало друг к другу?

Большая часть их переписки каприйского периода – это жестокая перепалка, или, выражаясь по-ленински, драчка. Но при этом они считают друг друга товарищами, обращаются друг к другу «дорогой мой человек», «дружище» и т. п. Не надо быть психологом, чтобы понять: внутри одной партии Горький и Ленин были несовместимы. Они давили друг на друга своими авторитетами, оба претендовали на лидерство, пусть и понимая его по-разному. Внутри партии это были два сома в одном аквариуме. Но если у Горького, кроме партии, были и другие занятия и интересы, а главное – другой круг общения, то у Ленина, кроме его партии, не было решительно ничего. Поэтому, по всем сектантским законам, он должен был ненавидетьГорького, который покушался на его лидерство в партии. Но между тем странное подобие дружбы действительно существовало – это просто невозможно отрицать. Может быть, их притягивало друг к другу по каким-то объективным законам, как притягивает друг к другу всякие крупные тела, планеты или корабли. Для Ленина Горький и партийный фракционер, и великий писатель. Как фракционер (Ленин в письмах часто повторяет это слово – «фракция», – возможно, чтобы напомнить его status quo в партии) Горький виноват перед Лениным бесконечно! Он посягнул на сектантскую этику! Мало того, что вместе с другими большевикам-и-отщепенцами, Богдановым и Луначарским, он «ревизует» марксизм, создает в этом духе школу для рабочих, куда – это уже просто возмутительно! – приглашает самого Ленина читать лекции. Но он выносит сор из избы! Он объявляет о своих «богостроительских» идеях в печати и даже – ну это уже вовсе за пределами сектантского понимания! – присылает в любимое детище Ленина, газету «Пролетарий», статью «Разрушение личности», в которой солидаризуется с «ревизионистскими» идеями Богданова.

Богданов в это время находится в Женеве и выслушивает от Ленина «мнение» не печатать статью Горького. Богданов, как и Ленин, соредактор «Пролетария». Третий – И. В. Дубровинский. Богданов возмущен. Как? Не печатать Горького? Горького?! Богданов требует «третейского суда», говоря партийным языком, «тройки». И проигрывает. Дубровинский – на стороне Ленина.

И вот Ленин, не стесняясь, сообщает об этом в письме «другу»: «Когда я, прочитав и перечитав Вашу статью, сказал А. А-чу (Богданову. – П. Б.), что я против ее помещения, тот стал темнее тучи. У нас прямо нависла атмосфера раскола. Вчера мы собрали нашу редакционную тройку в специальное заседание для обсуждения вопроса».

Вот как получается. В расколе виноват не Ленин. Виноват Горький.

Богданов возмущен. Горький «изумлен». Получив от Богданова письмо тоже и уже понимая, что в родной партии цензура покруче царской будет, он отвечает Богданову: «Дорогой и уважаемый Александр Александрович! До Вашего письма получил я три листа, свирепо исписанных Ильичом и – был изумлен – до смерти! Ибо странно мне и, не скрою, смешно видеть себя причиной “драчки”, как Ильич выражается».

Статья Горького не была напечатана в «Пролетарии». Ленин фактически перекрыл Горькому выход в партийную печать.

«Разрушение личности» (1908) не просто программная статья Горького этого времени, но и единственная его философская работа. И хотя в «Пролетарии» не было философского отдела и с первого номера газета объявила, что придерживается философского «нейтралитета» (на этом настоял Ленин, понимая, что «махистов» в большевистской верхушке много, а он один), для Горького могли бы сделать исключение. Пусть и с редакционной оговоркой, пусть даже с ленинской критикой в том же номере. Но так может думать нормальный журналист, а не руководитель сектантского издания. Для Ленина допущение Горького – как идеолога, а не писателя – в святая святых большевистской прессы было просто невозможно. Это нарушало баланс авторитетов, где идейным вождем мог быть только один человек – Ленин.

Горький пытался примирить «эмпириомониста» Богданова, «религиозного марксиста» Луначарского и «правильного марксиста» Ленина, не понимая (или понимая?), что тем самым только раздражает Ильича. Ведь примирение, объединение – это отчетливая идеологическая стратегия. А стратегия Ленина всегдабыла направлена на раскол. Горький-примиренец, таким образом, вытеснял Ленина-раскольника, и тот безошибочным сектантским чутьем почувствовал грозящую ему опасность.