Страсть и тьма

— Я рада, что ты это сделал. — Анна не понимала, почему граф так беспокоился из-за того, что спас ее. — Я вовсе не хотела умирать, хотя и прожила двести с лишним лет.

— Единственное, что могло спасти тебя, — это моя кровь.

Анна нахмурилась. Черт возьми, почему он так странно зациклился на том, что дал ей свою кровь? Неужели он действительно считает, что она предпочла бы умереть, чем выпить кровь вампира?

— Цезарь, в чем дело?

— Видишь ли, теперь… когда ты выпила моей крови… Это связало тебя со мной.

Она замерла в замешательстве.

— Что ты имеешь в виду? Что значит «связало»?

Граф пристально взглянул ей в глаза.

— Теперь я твой супруг.

Глава 17

Хотя Цезарь был готов к любой реакции Анны, его сердце болезненно сжалось, когда она, соскочив с кровати, начала расхаживать по комнате, заламывая руки.

— Я… я не могу этому поверить, — пробормотала она.

Dios!Она когда-нибудь простит его?

Граф стремительно пересек комнату и, схватив девушку за плечи, заглянул ей в лицо.

— Анна, послушай меня. Поверь, это ничего не меняет.

—  Ничего?!Возможно, для тебя супружество не имеет никакого значения, но я…

— Никакого значения? — перебил Цезарь. — Поверь, querida, я ждал, кажется, целую вечность, чтобы заявить всему миру, что ты принадлежишь мне. Осознание того, что я связан с тобой навсегда, наполняет меня радостью, какой я не испытывал никогда. Теперь моя жизнь приобрела смысл.

Анна явно смягчилась, когда до нее дошел смысл его пылких слов.

— Но все же… — Она вскрикнула, наконец-то заметив надпись у своего запястья. — О Боже! Моя рука!..

— Это доказательство нашего соединения, — пояснил Цезарь. — Но это не причинит тебе вреда.

— Значит, это останется… навсегда?

— Полностью и навсегда. — Он провел ладонью по ее щеке.

— Но ты же сказал, что это ничего не меняет, — в растерянности пробормотала Анна.

— Я имел в виду, что ты не вполне еще связана со мной. Потому что ритуал не был завершен. Пока ты не примешь меня как своего супруга и не позволишь мне выпить твоей крови, ты все еще…

— Свободна?

Цезарь мрачно улыбнулся, скрывая за этой улыбкой опалившую его вспышку острой боли. Постоянная боль под внешней радостью — это то, к чему ему придется привыкнуть.

—  Si.

Анна опустила длинные ресницы, пытаясь скрыть то, что происходило в ее душе.

— Мы оба знаем, что это неправда, — сказала она так тихо, что граф не расслышал бы ее слов, если бы не был вампиром.

— Ты о чем? — спросил он.

— Уже два века я не чувствую себя свободной. И не пытайся изображать удивление, — продолжала Анна. — Ты же знаешь, что мне так и не удавалось забыть тебя.

Изумление от столь откровенного признания быстро сменилось другим, гораздо более страстным чувством. Когда граф принес Анну в эту уединенную комнату, он не чувствовал ничего, кроме беспокойства — даже когда снимал с нее одежду, чтобы уложить под одеяло. Однако теперь его тело яростно восставало против дальнейших запретов и отказов. Он чувствовал, что его все сильнее влечет к этой женщине. К тому же здесь, в спальне, они оставались наедине. А Анна была уже почти раздета. Чего же еще желать?

О, ему ужасно хотелось вонзить зубы в ее плоть и снова попробовать ее крови. Dios, он жаждал этого!

Пытаясь удержаться от соблазна, Цезарь стал покрывать поцелуями ее лицо.

Анна же вдруг впилась ногтями в его рубашку и проговорила:

— Знаешь, отправляясь сюда, я хотела получить ответы на свои вопросы, а затем вернуться в Лос-Анджелес и наконец оставить тебя в прошлом.

— Никакого прошлого. — Граф подхватил девушку на руки и уложил на постель. — Теперь мы соединены навсегда.

Она коснулась ладонью его щеки.

— Навсегда? Обещаешь?

У него защемило сердце, когда он увидел страх в ее глазах. Анна, как и он, слишком долго находилась в одиночестве. И чувствовалось, что она боялась поверить в то, что судьба наконец-то смилостивилась и дала ей шанс стать счастливой.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать тебя, querida, — прошептал он, устроившись рядом с Анной.

Цезарь хотел бы поклясться, что никогда не отпустит ее, а соединение их крови станет гарантией того, что они никогда не расстанутся. Но пока оракулы считали девушку одной из них, он не мог давать таких обещаний.

— Ты моя вторая половина и останешься ею навсегда.

Казалось, его слова утешили Анну, и в ее ореховых глазах промелькнуло чувство спокойной радости. Она обняла его за шею и спросила:

— Означает ли это, что ты должен делать все, что я скажу?

Он осторожно куснул ее за мочку уха.

— Я ведь сказал «вторая половина», а не госпожа.

Она игриво царапнула ногтями его спину.

— А жаль… Я думала, тебе доставит удовольствие иногда повиноваться мне.

Цезарь поднял голову и встретил ее откровенно призывный взгляд. Все его тело напряглось в ответ, а холодная сдержанность, ставшая его чертой с того момента, как он превратился в вампира, растаяла от одного ее взгляда.

— Говоришь, иногда? — В его голосе уже слышалось желание. — И как же скоро представится такой случай?

Ее губы растянулись в чарующей улыбке.

— Например, сейчас.