Страсть. Часть первая (ЛП)

Я поджимаю губы.

— Подруга поклонница твоей работы, и на прошлой неделе я рассказала ей, что мы встретились.

— Итак, ты подумала, что она хотела получить автограф или, может быть, еще один предварительный экземпляр «Причины действия»?

Или, может быть, она просто хотела, чтобы я снова его увидела.

Поскольку мы движемся по кругу неразберихи, конца которой не видно, я нажимаю на тормоз и пытаюсь добиться правды.

— Нет, Николас. Кейденс думает, что я должна сходить с тобой на свидание. Я думала, она связалась с тобой, чтобы договориться об этом обеде.

— Правда? — его лазурно-голубые глаза сияют, когда он улыбается. — Она понравилась мне с того момента, как я ее встретил. Теперь нравится мне еще больше.

— Ты сказал, что встречался с ней сегодня? — я намеренно оставляю вопрос открытым.

— Я был на окраине города, давал интервью. Кейденс случайно оказалась в том же здании, в другой студии. Женщина, которая брала у меня интервью, представила меня ей.

Наконец я сажусь и жду, когда он сделает то же самое, прежде чем заговорю.

— Хочешь сказать мне, что ты просто случайно оказался в студии «Проснись и пой» этим утром?

— Памела, ведущая шоу, для которого я давал интервью, раньше работала с Кейденс.

— Я встречала Памелу, — говорю я мягко. — Мир тесен.

— Манхэттен — маленький город, — утверждает Николас. — Я был рад с ней познакомиться. Шеф-повар Саттон очень талантлива.

Я киваю, скользя взглядом по его лицу.

— Так и есть. Она потрясающий повар.

— Это была ее идея, чтобы я встретился с тобой здесь за ланчем, София, — мужчина пренебрежительно отмахивается от приближающегося официанта. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду, но предпочел бы остаться.

Кейденс меня подставила. Она поставила меня в то же самое положение, в которое я поставила мистера Фостера. Разница в том, что я знаю, почему она это сделала. И я ей благодарна.

— Останься. Не каждый день мне удается поесть веганскую еду с одним-единственным Николасом Вульфом.

***

— Как человек понимает, что он может писать романы о полицейских детективах? — спрашиваю я после того, как проглатываю последний кусочек салата, который заказала.

Николас покончил со своим сэндвичем с овощами-гриль и песто еще до того, как я разделалась с половиной порции. С тех пор он сидел и наблюдал, как я ем, задавая общие вопросы о моем времени, проведенном во Флориде.

— Мой отец полицейский Нью-Йорка в отставке. Брат работает в отделе по расследованию убийств. Мне пришло в голову написать об этом.

Я опираюсь локтями о стол по обе стороны от своей тарелки.

— Ты основываешь свои книги на реальных событиях?

Он делает знак официанту, стоящему поблизости, убрать наши тарелки.

— Я обращаюсь к своему отцу или брату, если у меня есть общий вопрос, но ни один из них никогда не предлагал подробностей по делу. Я не спрашиваю. Понятно, то, что происходит на работе, остается там.

Я ожидала такой ответ. Когда я была ребенком, мужчина, который жил с нами по соседству, был офицером полиции. Работа и семья были его жизнью. Он был для меня героем, и всякий раз, когда я видела, как он возвращается домой с работы в своей униформе, испытывала огромное уважение. Возможно, тогда я не до конца понимала, на какие жертвы идут полицейские, но знала, что он был особенным.

— Трудно ли писать о смерти? — я выпаливаю вопрос как раз в тот момент, когда официант тянется за моей тарелкой. Он немного колеблется, прежде чем убрать всю посуду.

— Смерть — это только начало истории. Понимание того, почему произошла смерть — эта часть уже посложнее.

— Ты автор, — я смотрю на свои часы, — и если не знаешь, почему наступила смерть, то кто знает?

— У тебя есть восемь минут, прежде чем тебе нужно будет вернуться, — Николас указывает на большие серебряные часы у себя на запястье. — Твой офис находится в трех минутах ходьбы, если будешь идти быстрым шагом, это означает, что у меня есть еще ровно пять минут с тобой.

— Восемь, если ты проводишь меня обратно в офис.

Николас дерзко улыбается.

— По крайней мере, тридцать, если я поднимусь с тобой и поздороваюсь с Гейбом.

— Габриэлем, — коротко говорю я. — Он терпеть не может, когда кто-то называет его Гейбом. Его брат делает так, и это никогда хорошо не заканчивается.

— Гейб, — он встает и тянется за моим пальто, которое я повесила на спинку пустого стула рядом с нами. — Держу пари на завтрашний ужин, что если я назову его Гейбом, он просто кивнет и улыбнется.

— Ужин завтра? — я встаю и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он мог помочь мне надеть пальто. — То есть, мы ужинаем, если он кивает и улыбается, и мы не ужинаем, если шеф разозлится?

— Нет, — кончиками пальцев Николас касается кожи на моей шее сзади, когда нежно вытаскивает мои волосы из-под воротника пальто. — Если он кивнет и улыбнется, ты позволишь мне приготовить для тебя, а если он разозлится, ты готовишь для меня.

Дрожь восторга пробегает по моей спине, когда я резко поворачиваюсь к нему лицом.

— Это серьезные ставки.

— Если ты не уверена, что сможешь победить, я пойму.