Своему новому знакомому сын позднее сказал: «Саша, я хочу, чтобы ты стал моим папой». А потом долго приставал ко мне: «Ну почему ты не хочешь, чтобы он жил с нами?» А я не то чтобы не хотела – я просто долго присматривалась к тому, как Саша играет с Митей, как он покупает для него фрукты, вытирает нос… И, глядя на все это, все больше склонялась к решению связать с ним свою жизнь. А когда выяснилось, что я уже жду от него ребенка, то тогда, совсем как гоголевская Агафья Тихоновна, я решила положиться на волю Божию. Причем я даже не просчитывала в уме никаких вариантов: распишемся мы или нет, будем жить вместе или разбежимся. Решила оставить ребенка – и все тут. (Желание родить второго ребенка было у Крючковой настолько сильным, что ради этого она даже пожертвовала своим здоровьем: девять месяцев провела в постели и за счет гормональных препаратов набрала лишних 40 кг веса. Она лежала практически без движения, ей было запрещено даже переворачиваться с боку на бок. – Ф. Р.)
Я за Сашу не цеплялась и в ЗАГС его не тащила, тем более что он тоже, как потом выяснилось, очень долго ко мне присматривался. Много позже он как-то признался, что если бы не видел моего бережного, нежного отношения к ребенку, то вряд ли бы отнесся к нашим отношениям столь серьезно. Так что, получается, нас с мужем связали наши дети: Митя, которого Саша бесконечно любит, и маленький Сашуша – вылитый папа. Ну, наверное, потрудилась еще и судьба: мы с мужем родились в один день – 22 июня, причем оба – в год Тигра. Правда, муж на двенадцать лет позже…
Когда мы только начинали жить вместе, многие говорили мне: «Он тебя бросит!» «Ну и ладно, – отвечала я, – хоть лет пять поживу, зато в любви и заботе». Силой счастья все равно не удержать, но то, что мне Богом предназначено, моим будет в любом случае…»
Второй ребенок Крючковой – сын Саша – родился в мае 1990 года. Роды были настолько трудными, что роженица едва не умерла. Сама Светлана вспоминает об этом так: «Мне сделали кесарево сечение, но во время операции обнаружили еще что-то. Добавили наркоза, да плохо дозу рассчитали. Представляете, я уже пришла в себя, а операция еще продолжается! Руки перевязаны, во рту трубка – никак не могу подать знак врачам, что я уже в сознании. Лежала и боялась, что от боли сойду с ума. В какой-то момент нащупала чью-то руку, сжала ее, и тот человек сразу все понял. Меня спросили, смогу ли я дышать без трубок, но, не дождавшись ответа, резко выдернули их изо рта. Даже повредили при этом зубы… Потом мне объяснили, что я могла бы умереть от болевого шока. И еще запомнилась жестокость женщины-анестезиолога: она нагло потом заявила, что я все это придумала и что отойти от наркоза во время операции я не могла…»
Через год после родов с Крючковой приключилось очередное несчастье – она едва не погибла в автокатастрофе. К счастью, актриса получила лишь сотрясение мозга и обширную гематому в пол-лица. Ее тогда уже утвердили на роль в картине Валентина Ховенко «Курица», но после аварии календарь съемок пришлось поменять, и сцены с участием Крючковой перебросили в конец съемочного периода, чтобы актриса смогла отлежаться в больнице. Однако те съемки для актрисы все равно оказались очень тяжелыми. Дабы облегчить ее страдания, неподалеку от съемочной площадки поставили кровать, на которой актриса после каждого дубля могла отдыхать.
Здоровье в те годы часто подводило Крючкову: после рождения второго сына у Светланы пошла операция за операцией. Актриса вспоминает: «Я ведь поправилась не потому, что много ем, а потому, что лежала почти девять месяцев на гормонах…
Меня не врачи, а муж от болезней спасал, ему даже койку в палате рядом со мной поставили. Мы ведь и расписались-то только перед моей последней операцией, когда возникла опасность, что я могу не вернуться из больницы. Я даже завещание оформила, чтобы Сашу с детьми никто потом не смог обидеть. Но, как видите, пронесло. Накануне операции мне даже сон приснился: я куда-то ухожу, а Саша в последний момент меня останавливает. Когда после операции приходишь в себя и понимаешь, что ты жив – всего-навсего жив! – больше уже ничего не нужно…
Николай Васильевич Гоголь говорил как-то, что болезни даруются человеку во благо. Потому что в каждодневной суете у каждого из нас нет времени для душевной работы. И лишь когда ты ложишься на больничную койку, у тебя, как ни странно, появляется возможность заглянуть в себя, появляется время для тихой, самоуглубленной работы души и ума. И когда друзья спрашивают, за какие грехи меня так наказывает судьба, я отвечаю, что, наверное, за мою слишком безмятежную молодость. Я ведь до 20 лет жила как птичка, порхала с одной зеленой ветки на другую. И только познав горечь потерь, пройдя через страдания, я поняла, что такое жизнь. Я научилась анализировать свои и чужие поступки, научилась сострадать человеческому горю. И когда мои сыновья вырастут и придет время им жениться, я бы не хотела, чтобы они встретили на своем пути таких безмятежных птичек, какой была я в молодые годы…»