Страсть

Я тогда много гулял, бывал в ресторанах, пил, не ночевал дома. У меня было много девушек, которых я менял с периодической частотой…»

В университете у Добрынина тоже была любовь – девушка Галя. Вячеславу она стала настоящей боевой подругой: понимая, что для ее возлюбленного значит музыка, она писала за него рефераты, помогала сдавать зачеты. Когда Добрынин устроился работать в оркестр Олега Лундстрема, Галина стала ездить с Вячеславом на гастроли. Время тогда было строгое, поэтому Добрынину приходилось представлять ее как… родную сестру. Люди верили, поскольку внешне они действительно были очень похожи друг на друга. Внутренне, кстати, тоже. Видимо, это их в конце концов и развело – одноименные заряды отталкиваются.

Окончив в конце 60-х университет, Добрынин получил диплом искусствоведа. Однако работать по специальности не захотел (даже несмотря на то, что закончил аспирантуру) – предпочел целиком посвятить себя музыке. Ему удалось устроиться в знаменитый оркестр Олега Лундстрема, в составе которого в те же годы делала свои первые шаги на эстраде Алла Пугачева. Кроме игры на гитаре, Добрынин руководил при оркестре квартетом «Лада». С этим квартетом в 1972 году Добрынин выехал на свои первые длительные гастроли в Барнаул, где и встретил очередную любовь.

Девушку звали Мариной, она пришла на концерт «Лады», но оказалась не в зрительном зале, а сбоку, у самой сцены. Добрынин заметил ее, но подойти не мог – он ведь выступал. Девушка сама нашла артиста, постучавшись сразу после концерта в его гримерную. С этого момента и начался их роман. Марина без ума влюбилась в Добрынина и ездила с ним по всем городам, где у него были концерты.

Вспоминает Вячеслав Добрынин: «Самоотверженность Марины, которая ради меня бросила все (хотя в тот момент я так и не удосужился узнать, что значит это «все»), необычайно взволновала меня. Марина была молодой, отвечающей за свои поступки женщиной (успевшей даже побывать замужем), а не какой-нибудь девчонкой-фанаткой, пропускающей ради любимого артиста занятия в школе.

Так у меня завязался гастрольный роман, в который я поначалу бросился как в омут. И я не на шутку злился на своих коллег, которые, наблюдая за нашими с Мариной отношениями, постоянно предупреждали:

– Учти, Слава, провинциалки очень любят московских парней, но в основном за прописку. Поэтому ты особенно слюни не распускай, чтоб потом не стоять перед дилеммой: либо жениться и прописать провинциалочку на свою столичную жилплощадь, либо 18 лет платить алименты. Одно дело иметь гастрольную подружку, лучше в каждом городе другую (что, кстати, для артиста-гастролера считается правилом хорошего тона), и совсем другое – гастрольный роман с непредсказуемыми последствиями.

– Вы не понимаете, – говорил я им, – Марина совсем другая. Ей от меня, кроме любви, ничего не надо.

– Ну-ну, – отвечали они. – На Джульетту она что-то не похожа. Да и ты не Ромео.

…Время шло. Гастроли приближались к завершению. И в один прекрасный день я уже сам себе задал вопрос: а что дальше? Впрочем, тот же вопрос читался и в Марининых взглядах, которые я все чаще и чаще ловил на себе, но делал вид, что не замечаю. Потому что не знал, как ответить.

После очередного концерта я сказал Марине, чтобы она ехала в гостиницу без меня.

– Завтра последний концерт, – объяснил я ей, – и мы с ребятами должны обсудить кое-какие связанные с этим детали.

На самом деле мне просто захотелось побыть одному.

В гостиницу я пошел пешком, благо она была недалеко от концертного зала: во время прогулки всегда лучше думается. Глядя на ночной, не знакомый мне город, я вдруг почувствовал, что ужасно соскучился по Москве, по своему Ленинскому проспекту, Нескучному саду, по маме. Мне так захотелось домой, что я еле сдержал себя, чтобы не помчаться в аэропорт и не улететь первым же самолетом. Какой-то дикий приступ одиночества, чего никогда раньше у меня не было. И тут я вдруг понял, что Марина мне чужой человек. Она красивая, хорошая, но – не та женщина, по которой ноет сердце. В конце концов, я ни в чем перед ней не виноват: мое увлечение было искренним, и я всегда буду благодарен ей за те минуты и часы, которые мы провели наедине… Так я рассуждал сам с собой, шагая по ночному городу.

Наше расставание с Мариной прошло на удивление спокойно. Мы объяснились, и мне показалось, что она все поняла. Единственное, что она у меня попросила, это мой домашний адрес. Телефона в то время у меня еще не было, а отказать ей было неудобно. Марина пообещала, что письмами надоедать не будет.

Через некоторое время – через три или четыре месяца – я получил уведомление прийти на телефонный переговорный пункт. Звонила Марина. Она сказала, что хочет приехать ко мне. Я ответил, что это ни к чему: у меня своя жизнь, свои планы, в которых для нее места нет…»