Страшный зверь

– Дорогие мои, – сказал он, выходя из кухни, – все, как я и предполагал. За нами следят. Поэтому будем делать вид, что в квартире никого нет, свет не зажигаем, давайте обойдемся пока настольной лампой, вон той, и поставим ее на пол, чтоб самим видно было. А мы с тобой, Валюша, одеваемся и начинаем спектакль. Им и в голову не придет, что мы – это мы. Вас же, Ксения Александровна, я попросил бы смотреть сегодня телевизор негромко, и ни о чем не беспокоиться. У вас, я видел, щеколда на двери, вот ее и задвинете, когда мы уйдем. И никому не открывайте, пусть звонят, стучат, не отзывайтесь, не войдут и не влезут. Я оставлю вам один из своих мобильников, мы позвоним, предупредим, а если случится что-то непредвиденное, то сами и в госпиталь позвоним. Вы же посмотрите телевизор и спокойно ложитесь спать, хорошо?

– Да, но как же?.. – попыталась возразить она, но Валя перебила:

– Мама, если Саша так говорит, значит, надо. Давай слушаться его. А за меня ты не беспокойся, если он будет рядом, можешь быть уверена, что со мной ничего не случится.

И Турецкому почудилось, что в последнюю фразу она вольно или невольно вложила изрядную долю эпического пафоса далеко не бесталанной провинциальной трагической актрисы.

«Ну, что ж, – он мысленно „пожал плечами“, – чему быть, того, очевидно, уже не миновать. Возможно, по-своему, по-женски, она права, эта прекрасная победительница. Да и кто мы такие, чтобы противоборствовать желанию высших сил? Или главному своему предназначению в этой недолгой в сущности жизни? Непослушные, самонадеянные дураки…»

Но вот куда Гера смотрел, это оставалось для Турецкого загадкой…

Эпизод из «шпионского» фильма – «Уход из-под слежки» – разыграли вдохновенно.

Из подъезда под свет фонаря на столбе медленно вышли две фигуры – старика и пожилой женщины. Больше всего они походили на бомжей, но не обнищавших, а, скорее, неприкаянных. Сгорбившийся старик, опираясь на палку, повернул было в сторону машины, а когда женщина ему что-то сказала, он показал палкой свое направление. Но женщина торопливо обежала его и, размахивая руками, стала показывать в обратную сторону. Уговорила и повела, подхватив за руку. Предельно понятная семейная сцена ни у кого не должна была вызвать подозрения.

– Не оборачивайся, – тихо сказал старик, приволакивая ногу и не поворачивая к женщине головы. – Я скажу, когда…

Они повернули за угол и ускорили шаг, но не побежали. Пройдя в таком темпе весь квартал, Турецкий остановился, наконец, как усталый путник, которого непогода выгнала из тепла на пронизывающий ветер, и медленно обернулся, словно бы в ожидании автобуса. За ними никого не было. Значит, ушли. Но и торопиться не следовало.

– Лови попутку, отца больного домой везешь, – сказал он Вале, и та вышла к обочине, подняв руку.

И скоро перед ней остановились потертые «Жигули». Валя назвала адрес, объяснив водителю свою нужду, но тот, видно, заломил такую цену, что женщина испугалась. Попросив подождать, она подошла к Турецкому, по-прежнему мастерски изображавшему старика.

– Саша, – сказала тихо, – он триста рублей требует.

– Это много?

– Конечно, вдвое, считай…

– Скажи: едем, у меня есть.

И они уселись на заднем сиденье. Валя, как заботливая дочка, немедленно подняла воротник у «отца», закрыла им его лицо и прижала к себе. Хоть так, понял Турецкий, и «доверчиво» прижал голову к ее груди, слушая учащенный стук ее сердца. Волновалась сильно… Ничего, для пользы дела.

Машину они остановили, как и договорились заранее, не доезжая до пункта проката, около старых домов. Валя расплатилась и помогла «отцу» выбраться из машины, что он и проделал, вполне натурально кряхтя и боясь, чтобы Валя не расхохоталась. А она потом сказала ему, что была близка к истерике, и если бы «высадка десанта» не закончилась так быстро, наверняка сорвала бы «операцию». Водитель уехал, а они посмотрели ему вслед и сделали несколько шагов в сторону домов. Зайдя за угол одного из них, Александр помог Вале стянуть с сапожек большие боты, размотал шарф и капор и все спрятал в кошелку. Ту же операцию проделал и с собой, сменив валенки на ботинки, спрятанные в той же кошелке, и бросив на руку тяжелый рыбацкий тулуп. В таком «цивильном» уже виде подошли к дверям салона.

Турецкий тяжело опирался на палку, демонстрируя больную ногу. Это и была причина того, что машину оформляли на даму. Что говорила усталому за долгий день от безделья менеджеру фамилия Ванюшина? Да ничего, ровным счетом. Клиентка сказала, что прилетела с мужем, – вон он, с больной ногой, машины осматривает, – к своей матери, на недельку-другую. Менеджер переписал ее и матери адреса и стал выписывать чек.

Турецкому приглянулась далеко не новая, но вполне добротная «хонда». Неяркая, серенькая. Валя села за руль, проехала немного, сдала назад, и Турецкий «с огромным трудом» устроился на заднем сиденье. Бросил рядом кошелку и тулуп. Сказал: «Поехали». На соседней улице Валя остановила машину. И они поменялись местами.

– Ну, вот и все, – сказал он спокойно.

– А ты совсем не волновался? – с удивлением спросила Валя.

– А с какой стати?