Страшное гадание

Марина проснулась от голода. Кажется, никогда в жизни она так не хотела есть… Горничной, однако, не было видно. Пришлось, чтобы унять голодную тошноту, снова свернуться в клубочек. Глэдис не появлялась… Да и появится ли вообще? Ясно, что будущее теперь представляется мисс Ричардсон и ее верной союзнице совершенно однозначно: эта выскочка, «русская кузина», будет ранним же утром, а может быть, еще и ночью выдворена из замка, так что Глэдис не придется тратить на нее ни силы свои, ни время, ни хитрости. Марина вспомнила хорошенькое простодушное личико Глэдис, ее слезы о Хьюго – слезы-то эти, вполне возможно, были как раз искренними! – ее забавную неуклюжесть и почувствовала себя вдруг такой одинокой! Как будто Глэдис была последней каплей в том омуте потерь, куда вчера ухнула Марина, и только этой последней капли не хватало, чтобы погрузиться в пучину с головкой, ручками и ножками, как говаривали деревенские мальчишки у них в Бахметеве. Уж вроде бы после того, что она перенесла с Хьюго, что узнала о Джессике, что случилось – точнее, не случилось! – у них с Десмондом и, вдобавок ко всему, что наговорила ночная гостья, ей уже нечем было горевать, нечем огорчаться, ан нет – лежала, закутавшись с головой в одеяло и, одним лишь глазком глядя в темный зев нерастопленного камина, думала о том, какая она одинокая, несчастная, голодная, – и глаза были, конечно, на мокром месте.

За окном вдруг кто-то истошно – ну, будто резали беднягу, не иначе! – завопил, но тотчас смолк, словно захлебнулся. «Уж не разбойничья ли ватага? – равнодушно подумала Марина. – Напали на замок, грабят…» Разбойникам было взяться совершенно неоткуда, а и ежели даже так – это ее не напугало бы. Как что-то самое важное в жизни, она пыталась вспомнить слова апостола Павла, а может, вовсе и не Павла: беды на земле, беды на море, беды в небесах… Что-то, словом, в том смысле, что податься совершенно некуда! Вот именно, некуда податься… и, может быть, нападение этой ватаги (Марина вдруг очень живо представила себе рыжебородого дюжего атамана в красной рубашоночке и с кистенем, входящего в холл Маккол-кастл, а за ним, поигрывая топорами да булатными кинжалищами, резво вбегают удалые добрые молодцы, тати нощные) пришлось бы весьма кстати. Уж, наверное, они смилостивились бы над соотечественницей и воздали бы по заслугам всем ее обидчикам. Хьюго, конечно, расстался бы со своей паскудной головой первым – и другим это была бы хорошая острастка! Джессика и Глэдис сделались бы общей добычей. Хотя с Джессикой, пожалуй, так просто не сладить! Чего доброго, она и полон обратит себе на пользу: улестит, скажем, атамана и вынудит его обратиться против Марины. Десмонда же улестила, дрянь! Ну, Марина тоже не лыком шита: едва зачует свободу, унесется отсюда как на крыльях, только ее и видели. Вот только как быть с Десмондом?..

Марина любила помечтать, однако эти мечты порою заводили ее в такие дебри, что самой становилось тошно. Как быть с Десмондом, если она на волю вырвется? Чепуха. Будто бы она не свободна в любой миг тронуться отсюда восвояси. После нынешней-то ночи Десмонд только счастлив будет ее выпроводить. А то привез себе докуку: распутничает, суется куда не просят, да еще, вполне возможно, готовит ему смертный приговор: 31 июля ведь когда-нибудь же наступит! Нет, она свободна покинуть Маккол-кастл. Другое дело, что Марине про себя известно доподлинно: ее отсюда пока что и взашей не вытолкать. И даже ежели означенная ватага явилась сюда с твердым намерением исхитить ее из замка, Марина будет отбиваться руками и ногами, лишь бы остаться!

Она опять встряхнулась. Никто более за окном не вопит, на помощь не кличет. Просто возбужденно разговаривает много людей. Похоже, нападение не удалось. Красная рубаха, рыжая борода и кистень мгновенно исчезли в заоблачных далях Марининого воображения. В самом деле, только их здесь не хватало. Судя по тону голосов, люди чем-то переполошены. Чего это их разбирает в такую рань? А кстати, который теперь час?

Марина наконец-то додумалась взглянуть на часы и какое-то время неотрывно смотрела на них, тихо моргая: стрелки показывали два. Пополудни, ясное дело: ночью солнышко-то не светит! Да… Вот это заспалась так заспалась. Немудрено, что в комнате все выстыло, немудрено, что она просто помирает с голоду. А может быть, зловредная Джессика нарочно решила ее не будить? И к ней вообще никто больше не придет?

Марина уже решила было взять судьбу в свои руки и потянулась одеваться, чтобы самой спроворить себе и ванну и завтрак (обед?) добыть, как в дверь постучали.

Марина радостно сорвалась с постели, замялась, пытаясь принять ледяную мину на случай, если перед ней окажется предательница Глэдис, – но военные приготовления оказались напрасны, ибо на лицо ее взлетело выражение детского изумления при виде человека, стоящего за дверью.

Это была Джессика.