Странствующий

— А как же? Она у меня одна. Батя-то помер.

— Пил?

— Да…

— В Бога веришь?

— На войне, отец, неверующих нет. Мне мама пояс с молитвой «Живый в помощи…» подарила. Так меня даже не зацепило ни разу. А сколько вокруг погибло!.. — опускает он голову.

Смотрим, а солдатик-то совсем еще мальчишка безусый. А руки почти черные от въевшейся грязи и копоти. А в опаленном лице мальчика — одна горечь.

— Что, сынок, горячо там? — батюшка кивает в сторону гор, над которыми кружат истребители.

— Горячо, отец. Как вы думаете, когда эта война кончится? Ей конца и краю не видно.

— Вот послушай. Есть два слова, которых очень боится сатана. Это «Иисус» и «прости». Когда наши начальники с Иисусом в сердце пригласят чеченских старцев на встречу… И когда избранники народов скажут друг другу «прости» — тогда все вековые распри и кончатся. Что сейчас движет войной? А? Месть. А это, как раковая опухоль: только растет и убивает. А вот когда народы скажут друг другу «прости», так сатана и отступит.

— Точно, батюшка, вы правы! У нас уже было такое. Мы прошлой весной вместе с чеченцами разминировали поля. Расчищали под посевную. Так, не поверите! Пока работали с крестьянами, мы все помирились. Сначала-то косились, не доверяли… А потом вместе сидели за столом и кушали. И мы просили прощения. Был у нас один старшина, он все раненых чеченцев добивал. А потом с ума сходить стал. На своих бросался. По ночам орал. Он и стал просить у всех прощения. И чеченцы тоже… У них свой такой же был. Он нашим парням головы отрезал. У него вся семья вымерла от болезней, а сам он стал бредить. День и ночь за ним безголовые русские солдаты толпой ходили. Эти двое обнимались и ревели, как девчонки. А теперь в то село можно хоть ночью идти — никто наших пальцем не тронет. Но что это — только одно село… А вообще-то мне кажется, что все устали от войны. Все хотят мира.

— Вот так и передай слово священника. Искреннее прощение — и нет войне.

— Так это генералам и политикам надо начать.

— Начни с себя. Потом — отделение, потом — рота, полк. А там, глядишь, уже половина Чечни — и все в мире живут.

— Спасибо вам!

— Спаси тебя Господи, сынок. Как твое святое имя?

— Юрка.

— Георгий, значит. Мы помолимся за тебя, сынок.

— Спаси…Господи…

— Ну, вот так. И ты прости нас.

— И вы простите меня…

Солдатик выходит в зеленой красивой станице с белыми мазанками и кирпичными крепкими домами в пирамидальных тополях и густых ветлах. И чуть не бегом спешит к маме.

— Совсем ребёнок еще, — мотает головой Ирина.

— Знаешь, как таких «ребёнков» называют в Чечне? — оглядывается Андрий. — «страшный сон боевика». Ты, тетушка, видела его руки? Не сомневайся, он этими руками уже не одного бандита в землю закопал. Они в бою — орлы. «Ребёнок»!..

В монастыре нас встречают очень тепло два монаха: остальные разъехались по делам. Проходим в храм, где служится молебен, прикладываемся по очереди к благоуханной частице Креста, на котором был распят Господь; к мощам множества святых, к старинным иконам Архангела Михаила и святителя Иоанна Златоуста. Монахи, пользуясь случаем, исповедуются нашему батюшке. Потом поднимаемся на колокольню, которая восстановлена по указанию… президента Горбачева. Отсюда любуемся просторными горными видами, звоним в колокола. Отец Павел рассказывает, как иной раз туман заливает низины, и создается впечатление, что монастырь на облаках поднимается в небеса.

Также он поведал кое-что из истории монастыря. Оказывается, здесь до революции был целый монастырский город со множеством церквей, корпусов, мастерских. Каждый день в монастыре варили триста ведер борща для питания трех тысяч монахов, трудников и паломников. Товарищи коммунисты все это великолепие злобно разгромили. Какое-то время здесь были турбазы, где мужчины пили вино, а искательницы приключений развлекали весьма охочих до них горячих горцев. В оставшихся целыми храмах разместили ресторан и бар.

Потом нас приглашают на трапезу. Помолясь, вкушаем борщ, тушеные овощи, чай, творог и мед. А юный послушник читает нам с аналоя житие мученика Евстафия Плакиды.

Передо мной проходят чередой необычные события из жизни выдающегося Римского военачальника, добрейшего благодетеля и новозаветного Иова Многострадального.

Даже от одного имени его трепетали враги Рима. Не было ему равного полководца в империи. В любом сражении появление Плакиды на поле боя предвещало противнику поражение. Еще будучи язычником, он много добра сеял вокруг себя.