Странствующий цирк вампиров

Луиза, мать Слим, выросла в этом доме, и осталась в нем жить даже после того, как вышла замуж. Ее муж, гнусный кусок дерьма по имени Джимми Дрейк, не мог позволить себе отдельный дом. К свадьбе Луиза была уже беременна Френсис (Слим), а Джимми получил паршивую работенку продавцом в обувном магазине. После того как Слим родилась, Джимми не позволял Луизе работать.

На самом деле, в этом не было ничего необычного. В те времена большинство мужчин предпочитало, чтобы их жены оставались дома и занимались семьей вместо того, чтобы каждый день бегать на работу. И большинство женщин это вполне устраивало.

Но Луиза хотела работать. Ей неприятно было жить в родительском доме. Не потому, что у нее были проблемы с родителями, но из-за поведения Джимми. Он слишком много пил. Он частенько давал волю кулакам — и не только им — и ему нравилось, чтобы во время его забав были зрители.

Слим никогда не рассказывала мне всего, что происходило в их доме при Джимми, но она говорила достаточно, чтобы я мог представить себе ситуацию.

Если говорить коротко: когда Слим было три года (как ей рассказывали), ее дедушка упал с лестницы (или его столкнул Джимми) посреди ночи, сломал шею и умер. Джимми остался один с тремя женщинами.

Бог знает, чего он только не вытворял с ними.

Я слышал только о некоторых случаях. Я знаю, что он мучил и избивал их всех. Я знаю, что он занимался сексом со всеми. Хотя Слим никогда на самом деле не признавалась в этом, она намекала на то, что он заставлял их участвовать в разного рода извращениях — включая оргии, в которых участвовали представительницы всех трех поколений.

Когда все закончилось, Слим было тринадцать, и она называла себя Зок.

Однажды утром она выглядела особенно радостной. Когда мы вместе шли в школу, я спросил:

— Что происходит?

— В каком смысле? — уточнила она.

— Ты такая счастливая.

— Счастливая? Да я просто в восторге!

— Почему?

— Джимми (она никогда не называла его «отец», «папа» или «папаша») ушел прошлой ночью.

— Эй, это же здорово! — я сам пришел в восторг. Я знал, что Слим ненавидела его, хотя и не знал, почему. Это я узнал гораздо позже. — И куда он ушел? — спросил я.

— Он отправился на Глубокий Юг,[20] — ответила она.

— Во Флориду, или куда-то вроде этого?

— Нет, гораздо южнее, — сказала она. — Глубокий юг. Я не знаю точного названия этого места, но он точно никогда больше не вернется.

— Ты уверена? — спросил я, надеясь, что она права.

— Вполне. Оттуда еще никто не возвращался.

— Откуда?

— Оттуда, куда он отправился.

— Так куда он отправился?

— На Глубокий Юг, — сказала она и засмеялась.

— Ну как скажешь, — сдался я.

— Да, именно как я сказала.

К тому времени мы оказались рядом со стоявшим на перекрестке полицейским, и прекратили разговаривать.

И хотя тема путешествия Джимми еще не раз поднималась в наших разговорах, мне так и не удалось узнать о том, куда именно он отправился. «Глубокий Юг» — вот и все.

У меня были подозрения, но я держал их при себе.

Бабушка Слим умерла в прошлом году. Она скончалась внезапно. Крайне внезапно, находясь в очереди на кассу в Супер-М. Как говорят, она перегнулась через ручку тележки, чтобы вынуть банку томатной пасты, дернулась, вскрикнула и нырнула головой вперед, в корзину — и тележка покатилась вперед, при этом бабушка торчала из нее кверху задом. Впереди стояла пара детишек, дожидавшихся, пока их мама выписывала чек. Взбесившийся «экипаж» раскидал их в стороны, сбил их мать, отбросил с дороги пустую корзину и продолжал катиться, подхватив по дороге пожилую даму, направлявшуюся к выходу из супермаркета. В конце концов, они врезались в пирамиду угольных брикетов Кингсфорда,[21] и бабушка Слим совершила кувырок внутрь тележки.

Никто, кроме нее, во время этого происшествия не погиб, но один из детей получил сотрясение мозга, а пожилая дама — перелом бедра.

Вот как ушла из жизни бабушка Слим (не без помощи аневризмы в мозге), а Слим и ее мать остались вдвоем жить в прекрасном доме.

Мы с Расти поднялись по ступеням на крыльцо. Я вдавил кнопку дверного звонка указательным пальцем. Изнутри дома раздался негромкий перезвон колокольчиков.

И больше ничего. Ни шагов, ни голосов.

Я снова позвонил. Мы еще немного подождали.

— Кажется, ее здесь нет, — сказал я.

— Давай проверим, — сказал Расти, открывая сетчатую дверь.

— Эй, мы не можем просто так зайти! — всполошился я.

Он все равно подошел ближе и покрутил ручку основной двери.

— Смотри-ка, не заперто.

— Конечно же, нет, — ответил я. В те дни почти никто в Грендвилле не запирал входную дверь.

Расти распахнул ее и, заглянув внутрь, прокричал:

— Э-гей! Есть кто дома?

Ни звука.

— Давай же, — позвал Расти и вошел внутрь.

— Я не думаю… Если никого нет дома…

— Как мы можем знать, что никого нет дома, если мы даже не вошли? Ты же сам сказал: Слим могла потерять сознание, или что еще случилось!

Он был прав.

Так что я вошел следом за ним и аккуратно прикрыл за собой дверь. В доме стояла тишина. Я слышал тиканье часов, потрескивание половиц — и ничего больше. Ни голосов, ни музыки, ни шагов, ни звука текущей воды.