Странствующий Морф

Ястреб подошел к нему и наклонился. Остальные остались стоять поодаль рядом с телегой, устремив вверх взгляды, словно прося чего–то. Даже Тесса не пыталась присоединиться к нему, чувствуя, наверное, что он должен сделать это один, не отвлекаясь ни на что. Он взглянул на нее и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, ее прекрасное лицо засияло так, что он чуть не забыл, зачем он здесь. Он так сильно любил ее, и ему вдруг стало страшно. Все, чего он хотел, это быть с ней, но в этот миг он понял, игнорируя всякие доводы, что он может быть желает того, чего никогда не случится.

Он отбросил эти мысли, неспособный их принять, даже если считать, что они могли быть правдой. Его глаза оторвались от ее лица, и он обратил свое внимание на человека, лежащего на носилках. Логан Том, Рыцарь Слова и его защитник. Теперь настала очередь Ястреба защищать его. На мгновение он задумался, а сможет ли он это сделать. Потом он вспомнил Чейни, когда пес лежал, умирая, в их доме на Площади Первопроходцев, и понял, что сможет.

Он приблизился к Логану, положил на его тело свои руки и почувствовал, как оно слегка дернулось в ответ. Он пробудился внутри своего поврежденного разума, но не мог найти выход. Или, может быть, не хотел; Ястреб не мог точно сказать. Важно было, чтобы он узнал, что кто–то был здесь, заботился о нем и хотел вызволить его из темноты, в которую он был погружен.

— Логан, — тихо произнес юноша, и переместил свои руки с его тела к голове, слегка надавливая ладонями по обеим сторонам бледного лица.

Логан, повторил он мысленно.

Потом он нагнулся и обнял спящего человека руками, закрыв свои глаза, сжимая крепче безвольное тело. Он почувствовал, как Логан снова дернулся — раз, два. Потом опять затих. Ястреб сжал еще крепче, держа его так, как Чейни, и призывал его вернуться.

Очнись, Логан.

Он сказал это несколько раз, при этом нажимая ладонями по спине. Он ощутил растущее внутри него тепло, точно так же, как это было с Чейни, и понял, что магия заработала. Он позволил этому ощущению расти и не пытался торопить то, что происходило. Он узнал ранее, с Чейни и потом с растениями на мосту, что это был отклик, который он не мог контролировать, отклик, который всплывал из глубины и принимался за действия, ради которых его вызвали. Это было похоже на наблюдения за полетом птиц, именем которых он назвал себя. Он не мог определить, куда они летят; он мог только парить с ними мысленно и представить их свободу.

Чувство тепла достигло своего пика, а потом вышло из его тела через руки короткими сгустками. Он почувствовал знакомую горечь на кончике языка, постепенно заполняющую всю полость рта. Это длилось всего несколько секунд. Затем тепло пошло на убыль и горечь исчезла. Он освободил свою хватку на Логане Томе и нежно уложил его.

Когда он выпрямился, Рыцарь Слова смотрел на него.

— Ты вернулся, — прошептал тот.

— Как и ты, — ответил Ястреб, улыбаясь.

Столпившиеся вокруг телеги Призраки безмолвно глядели во все глаза, за исключением Каталии, которая стояла немного поодаль от остальных, где они не могли увидеть, что она плакала.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Логан Том не мог вспомнить всех подробностей. Было ли это из–за напряжения его сражения с Крилкой Коосом, или из–за шока от укуса гадюки, или из–за чего–то еще, он растерял кусочки и частички того, что случилось как раз перед тем, как впасть в кому.

Магии странствующего морфа Ястреба оказалось достаточно, чтобы вернуть его в сознание, но ее не хватило, чтобы восстановить его память.

Учитывая, что именно он не мог вспомнить, он решил, может быть, это к лучшему.

Потому что то, что он помнил, преследовало его так, как ничто другое после смерти Майкла. Потребовались годы, чтобы он смирился с тем, что испытал, а по правде всего несколько недель назад, когда он шел на запад, чтобы найти странствующего морфа, это закончилось наконец–то. Там на горном перевале, среди духов умерших, он вынудил призраков своей прошлой жизни отступить и изгнать, наконец, ужасное чувство вины и неудачи, которое они вызывали в нем.

Теперь казалось, что он очнулся с совершенно новой формой преследования.

Не сами события вызывали тревогу. Он понимал, что может контролировать события не больше, чем управлять восходом и заходом солнца. Он отвечал на них лучшим образом, и это спасало ему жизнь. И он ни о чем не жалел. Он не чувствовал никакого особого сожаления за то, что он сделал с Крилкой Коосом, опасным сумасшедшим с замашками мессии, который убивал остальных, если его не побеждали или калечили. Крилка Коос искал свою судьбу и нашел ее.