Странствующий Морф

— Передохни, Ягуар. Это не поможет.

Ягуар пренебрежительно взглянул на нее:

— Если у тебя есть, что сказать, скажи. Ему это нужно.

Она переместила вес Пархан Спрэя с одного плеча на другое, этот жест заставил Ягуара насторожиться.

— Просто хватит об этом говорить, — отрезала она, ее глаза потемнели от гнева и разочарования. Она едва сдерживала слезы. — Нам всем не по нраву то, что случилось, и нам всем хотелось бы получше приглядывать за этой парочкой. Сколько раз все мы предупреждали их? Но разговоры об этом делают только хуже. Никакой пользы не будет от того, чтобы сунуть это в лицо Ястребу и сказать: Я же говорил. Мы все это знаем, поэтому дай ему перерыв, ладно?

— Я говорю ему, что он не виноват, Воробышек, если ты не слышала меня. — Ягуар не хотел отступать. — Я говорю то же самое, что и ты. Но он так не считает, не я. Он думает, что все это его вина, с тех пор как он стал лидером и все такое. Он хочет взять на себя все, что случилось, и сделать это личным.

Выговорившись, он пошел молча. Они брели ничего не говоря несколько минут, раскрасневшись от жаркого спора и его причины. Ястреб смотрел, как перед ними шествовал Чейни, его мохнатое присутствие больше так не успокаивало, как это было когда–то. В городе Чейни предупредил бы их о невидимой опасности. Он бы охранял и защищал их; он бы держал плохих тварей подальше. Но здесь, без окон, дверей или стен, что он мог сделать? Здесь такое большое открытое пространство, что у плохих тварей есть множество путей, чтобы добраться до вас.

Он почувствовал внезапный укол совести, думая таким образом о Чейни. Он столько раз спасал их, но все равно этого было недостаточно. Было несправедливо ожидать большего. Хотя, он ждал этого от себя. Даже понимая, что для этого потребуется больше, чем он сможет предложить. Особенно здесь. Ягуар был прав; иногда ничего нельзя сделать, чтобы спасти людей; иногда ты просто должен отпустить их.

Он оторвался от Ягуара и Воробышка и ускорился, догнав своего пса. Чейни лишь взглянул на него. Он просто продолжал идти, ставя лапу за лапой, раскачивая головой из стороны в сторону, крупные мышцы волнами ходили под его лохматой шкурой. Ястреб пошел рядом с ним, поддерживая темп, его разум был наводнен нереализованными надеждами о том, как все могло обернуться, и горькими воспоминаниями о других трагедиях, унесших жизни Призраков. Мышку и Цаплю. Белку. Каждый раз он чувствовал точно так же — тяжелую утрату, беспомощность, злобу на самого себя, разочарование от своей неспособности что–то сделать.

Позади себя он услышал, как шептались Воробышек и Ягуар. Они обсуждали одно и то же: если он был таким волшебным, как это предполагается, тогда почему он не может сделать что–то большее? Сможет ли он сделать то, что обещал? Сможет ли отвести их в место, где они все будут в безопасности? Он не знал. Он ни в чем не мог быть уверен.

Все, что он мог делать, это пытаться идти вперед и надеяться, что каким–то образом он найдет путь.

Сказав это себе, лучше ему не стало. Столько зависело от него. Даже если бы он перестал думать о Тессе и их не рожденном ребенке, даже если бы сократил число ведомых им только до своей семьи, он был поражен грандиозностью своей задачи.

Его вели инстинкты, как и говорил Король Серебряной Реки, как и было с момента его возвращения. Но эти инстинкты было все, что он имел. Похоже, этого было недостаточно.

Чейни внезапно повернул и толкнул его своей большой головой. Ястреб отшагнул в сторону, считая что именно он свернул с дороги, погруженный в свои размышления. Потом большой пес сделал это снова, преднамеренно, что имело безошибочный смысл.

Слезы заполнили глаза Ястреба, и он быстро вытер их. Он протянул руку и погладил седую голову, мимолетно улыбнувшись.

— Я тоже, — прошептал он.

* * *

Он никак не подходит для своей семьи, рассказывает он своему лучшему другу вскоре после их встречи. Он для них посторонний почти с самого начала, насколько он может вспомнить, так было, по–видимому, всегда. Такого никто не хочет. Просто так получилось. Он не такой, как они. Он не работник, не труженик, не старающийся выжить. Он почти не заботится об окружающем его мире. Его разум всегда где–то еще, а не на том, что у него под руками. Они говорят, он ненадежен. Он — мечтатель.

Он понимает, что это так и что это нехорошо в глазах других, но ничего не может поделать, чтобы это изменить.