Караван растянулся почти на милю, сбор грузовиков и вездеходов, фургонов и трейлеров, а также идущих пешком людей. Припасы и оборудование были погружены в фургоны и трейлеры вместе с маленькими детьми, раненными и больными. Вездеходы везли тех немногих, кто требовал особого внимания или кому были поставлены особые задачи, которые требовали дополнительной мобильности: разведчики, медики, слесари и тому подобное. Один из таких вездеходов ехал позади нее, Лайтнинг S-150 Логана Тома, везущий Сову, Речку, Тессу, Свечку и пару маленьких детей из лагеря. Старшие дети и большинство воспитателей шли пешком, развернувшись среди машин. Впереди, в авангарде, Ястреб вел Чейни, Ягуара, Медведя, Воробышка и несколько групп вооруженных мужчин и женщин. Позади всех находилось скопление Ящериц, Пауков и других существ, пару из которых она не смогла опознать, хотя считала, что видела все, что можно было увидеть к нынешнему моменту.
Здесь находился весь лагерь беженцев, кроме тех, кого оставили защищать мост.
Караван двигался с самого восхода солнца, направляясь на северо–восток от реки Колумбии в страну, которая когда–то была житницей, а теперь стала высохшим цементом.
Сначала караван был единым целым, но в течение утра начал разрываться на части, которые разбрелись по всей равнине и так кусками и двигались.
Анжеле хотелось, чтобы все держались как можно ближе друг к другу. Такие разбросанные группы было невозможно защитить. Но уже давно она поняла, что это лучшее, на что она могла надеяться. Любая организация, кроме той, что она видела, была невозможна. Слишком много детей, слишком мало взрослых, слишком мало дисциплины. Они делали все, что было в их силах, и этого должно хватить. К ночи они будут вместе, а утром перегруппируются, чтобы вновь отправиться в путь. В то же время, ей оставалось надеяться, что вражеские силы не догонят их на открытом пространстве.
Она взглянула на Кирисина, шедшего рядом с ней, и почувствовала, как сжимается горло. Его лицо было таким печальным, что это разрывало ей сердце. Ей захотелось что–то сделать для него, что–то сказать ему. Но она понимала, что этого не нужно. Он должен пройти через это сам.
Он заметил ее взгляд и быстро улыбнулся:
— Я в порядке, — заверил он ее. — Действительно, со мной все хорошо.
Она кивнула, ничего не сказав. Она посмотрела вперед, где шагал Ястреб, двигаясь в постоянном темпе, здоровый и уверенный. Рядом с ним плелся Чейни, лохматый и наглый, его большая голова покачивалась из сторону в сторону во время ходьбы, масса растрепанных волос и мышц. Ей не нравился этот пес. Она не доверяла ему. Но он, казалось, был из той же породы, что и Призраки, независимо–мылящие и нахохлившиеся. Они казались одним куском, а она не та, кто может осуждать сложившееся устройство.
Кирисин, который до сих пор сказал едва ли пару слов, вдруг произнес:
— Как ты думаешь, она могла бы убежать, если бы не защищала Путеводную звезду?
Она покачала головой:
— Нет, Кирисин. Даже без этого Эльфийского камня она бы не убежала. Ответственность за Эльфийский камень не замедлила ее и не изменила ее привычки. Праксия была жесткой и умной, и она сделала все, что было в ее силах. Этого просто оказалось недостаточно.
— Но груз ответственности за Путеводную звезду мог повлиять на ее действия. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Извини. Я понимаю, что не должен так думать.
Анжела вздохнула.
Мальчик видел, как много людей умирают, стараясь ему помочь, и это все больше заставляло его винить себя. Он еще очень молод, напомнила она себе, и он не был достаточно хорошо подготовлен к тому, чтобы справляться со всем этим.
— Она говорила тебе, что завидовала тому, что ты сделал, не так ли? — осторожно спросила она. — Она сказала, что хотела бы оказаться на твоем месте. Ну, в каком–то смысле, она исполнила свое желание. Она умерла, зная, что сделала что–то для этого. Ты должен позволить ей гордиться этим, Кирисин, а не принижать ее жертву стенаниями, что бы ты смог сделать, чтобы этого избежать.
Она посмотрела куда–то вдаль, измеряя пространство, которое лежало впереди, размышляя, смогут ли они его пересечь до заката.
— Никто из нас не сможет изменить то, что случилось, не зная об этом заранее. И даже тогда…
Она замолчала, глядя на него, ожидая. Он раздумывал какое–то время, затем кивнул:
— Я это понимаю. Но все равно ничего не могу поделать. — Он немного помолчал. — Полагаю, что я думаю о Праксии, потому что беспокоюсь за Симралин.
Трудно было не думать о худшем.