Идем обратно по влажной дорожке меж лужиц, и — то один, то другой — находим сверкающие белые мраморные камешки — обломки взорванного храма. Отец Павел говорит, что место взрыва отсюда в семи километрах. Это ж какую неистовую злобу нужно иметь к храму, в котором проповедуется Любовь!
Однако вечереет, и мы спешим в обратный путь. Уже на подходе к монастырю, отец Павел указывает в сторону леса: «Там в километре от дороги, есть подземный храм. Когда вы приедете в следующий раз, мы возьмем фонари, веревки и обязательно спустимся помолиться. Там такая тишина! Такая молитва!»
Но вот южные дни подходят к концу. На ближайшей станции садимся в поезд. Наши места оказываются заняты семьей. Моя первая реакция: затеять скандал, вызвать проводника, справедливо потребовать… но внутренний голос говорит: смирись, не барахтайся, но дай воде самой нести тебя по течению. Проводник услужливо тащит наши вещи в соседний вагон. И точно! в служебном купе работников ресторана оказывается девушка лет семнадцати с добродушным открытым лицом и широко распахнутыми на мир ясными глазами.
Света подрабатывает официанткой в вагоне-ресторане: маме помогает «свести концы с концами». Это ее первый рейс. В ресторане к ней относятся хорошо, оберегают, во всем помогают. Эта наивная девочка так открыто обо всем рассказывает, так прямо, безыскусно смотрит в глаза, что ни малейшего сомнения в ее словах не возникает. И тут мы узнаём, что она на распутье: папа у нее православный, но с ними не живет; а мама плутает то по гадалкам, то по баптистам, то по дебрям атеизма. Ну, мы и заговорили о Православии: что это, почему, как это понять и принять. Но как девушка слушает нас! Она будто впитывает каждое слово. И понимаем, что не случайно ¾ ох не случайно! ¾ оказались мы в одном месте с этой душой, созревшей ко спасению.
«Кто верит в случайности, тот не верит в Бога».
Комплекс пай-мальчика или как становятся убийцей
Когда у нас кончились съестные припасы, Света приглашает нас пообедать в вагон-ресторан.
¾ Пойдемте, я вас накормлю. Не бойтесь, мы выберем самое дешевое и вкусное. А я прослежу, чтобы вы остались довольными. Пойдемте, у нас сейчас народа почти не бывает, там тихо.
Как тут откажешь? Вслед за Светой входим в пустой ресторан на колесах и садимся за столик. Скоро покончив с «жидким», в ожидании жареной кефали смотрим в окно. За двойным стеклом ранняя осень неотвратимо сменяется поздней. Проплывают сонные мокрые поселки, безлюдные поля, лысеющие рощи и леса. Должно быть, зачем-то нужно, чтобы менялись времена года, чтобы старели деревья и осыпалась их пышная листва, чтобы природа умирала под белым саваном сугробов.
Может, для того, чтобы люди, наблюдая за природой, с детства готовились к естественному старению и не забывали о смерти с обязательным подведением итогов на самом главном экзамене жизни ¾ Суде Божием. Во всяком случае, именно эти мысли приходят на ум, когда в скором поезде стремительно пересекаешь климатические пояса. А за окном быстро сменяются стоящие друг другу в затылок: лето, ранняя осень, поздняя осень, предзимье, зима.
¾ Что загрустили, земляки? ¾ нагловатый голос отрывает меня от мыслей.