3/4
Правда, правда… 3/4
ворчит Молчун. 3/4 Я
так думаю, что это Бог меня научил. А то кто же? А еще тебе скажу вот что, 3/4 он склоняется к моему уху. 3/4 У меня мысль такая появилась
неожиданно. Может быть, я здесь и сижу, в этой камере смертников, чтобы
научиться молиться. Когда смерть рядом ходит, это самое главное дело. Ты
послушай, что я еще надумал-то. Православные тоже друг друга «братом» называют.
Только зеки и православные 3/4
понимаешь? Это не случайно.
3/4
Да, брат, здорово ты меня научил. Спасибо.
3/4
Чего там…
Хирург прилипает к двери ухом и громко шепчет:
3/4
Идут!
Все затаились и окаменели. Я же вместо обычного страха
размышляю про себя, как этот недоросток по кличке Хирург мог убивать ножом и
расчленять тела здоровенных мужиков. Кажется, на него дунешь 3/4 он переломится. Наверное, зло
добавляло ему сил в «мокрых» делах. Несчастный, заблудший парень! «Господи,
прости его». Ключ оглушительно гремит в замке, и на пороге вырастают двое из
трех охранников. «Господи, спаси, сохрани, помилуй меня, самого худшего!»
Сержант в полной тишине подносит к глазам мятую бумажку.
Хрипло называет фамилии. Это фамилии моя и Молчуна. Значит, сегодня пришел наш
смертный час… «Ну, что ж, да будет на все воля Божия», 3/4 спокойно произношу про себя.
Мы встаем и протягиваем руки под наручники. И вдруг сержант произносит:
3/4
Верховный суд пересмотрел ваши дела после кассации. Высшая мера вам заменяется
заключением в колонии обычного режима. Руки за спину. На выход, марш!
Выходим в коридор. Здесь сержант спрашивает:
3/4
Чем это вы так нашему генералу угодили, что он за вас самолично хлопотал?
«Слава Богу за все!» 3/4 только и способен я произнести. Мысленно.
Утром после службы ко мне подходит Саша-Кумпол, который
поддержал меня в разговоре с зеками. Приглашает зайти в «пещеру братьев
разбойничков». В горнице кроме нас никого. Население в полном составе ушло в
лес по грибы.
3/4 Как братья
неофиты чувствуют себя после исповеди? 3/4
интересуюсь из вежливости.
3/4 Присмирели,
родимые. Только надолго ли? Может, кто и останется, конечно, а другие-остальные
все одно в бега подадутся. Оклемаются, откормятся, пересидят зиму, и,
снова-здорово, на волю. Но только по себе знаю, не будет им покоя в шалой
жизни, пока обратно к церкви не прилепятся.
Внешность он имеет колоритную: плечистый, коренастый,
длинноволосый, через всю левую щеку глубокий шрам, один глаз закрыт, другой
смотрит исподлобья прямо тебе в переносицу. Руки обычно висят вдоль тела. Когда
говорит, корявые пальцы привычно растопыриваются. Голос хриплый. Половины
передних зубов нет. Когда волнуется, физиономия становится страшной, даже
дикой. При этом — добрейший парень, тонко чувствующий собеседника. Разум его
неожиданно глубок. По привычке скрывает многое из того, что ему пришлось
увидеть и пережить.
Поэтому с интересом выслушиваю его историю появления в
скиту.
3/4 А я ведь
тоже странничал, брат. Давай присядем.
Он включает кипятильник, наливает мне крепкого чая из
литровой банки, придвигает кусковой сахар и ванильных сухарей из сельпо.