Странствующая труппа

– Нет, нет. Нас самая маленькая, самая ничтожная труппа. Так кого вы предполагаете?

– Моего мужа. Он завтра приедет и будет к вашим услугам.

– Остается только поблагодарить, – сказал Котомцев. – Видите, господа, как все хорошо устраивается, – отнесся он к актерам и опять спросил лесничиху: – Но как же с водевилем?

– Тогда уж назначайте сами.

– Послушайте… Ведь вы поете. Мне говорили, что у вас отличный голос. Не хотите ли вы сыграть «Дочь русского актера»?

– Ах, я знаю этот водевиль, и даже играла его на домашнем спектакле в Петербурге.

– Ну, вот и отлично. Мужские роли исполнят Суслов и Днепровский.

– С наслаждением! – откликнулся Суслов и запел окончание куплета из водевиля: – «С печатью чистую отста-авку»…

– Так можно ставить на афишу? – спрашивал Котомцев.

– Ах, уж и не знаю, право… Мне кажется, я стара теперь для этой роли.

– Вы, Ольга Сергеевна, напрашиваетесь на комплименты, а это уж не по-товарищески.

– А у вас есть ноты куплетов?

– Тапер подберет. Я вчера с ним познакомился в трактире. Это, оказывается, прекрасный малый, хоть и из жидков. Способности удивительные. Судите сами: часовых дел мастер, настройщик, тапер, учитель музыки и даже свой собственный инструмент в театре поставить предлагает. Вчера уж я с ним покончил насчет спектаклей. Он подберет аккомпанемент.

– Куплеты я ему напою. Я твердо знаю! – крикнул Суслов. – Соглашайтесь, барынька милая. Водевильчик на ура отмахаем.

Лесничиха вся вспыхнула и отвечала:

– Ну хорошо. Ставьте.

– Вот и прекрасно! Вот и отлично! Первый спектакль, значит, будет на славу! – восклицал Котомцев. – Дай бог только сбор хороший. Сегодня же потащим афишу в типографию, завтра расклеим.

– Штук двадцать пять билетов мы с мужем раздадим, – сказала лесничиха. – Потом я съезжу к мировому судье и попрошу его порассовать билеты.

– Ах да… И мне нужно сделать завтра визит мировому судье. Мне сказывали, что он много может помочь спектаклям.

– Да, да… Непременно съездите. Он многое может сделать.

– Голубушка! Как я рад, что вы согласились играть! – восклицал Котомцев, протягивая руку лесничихе. – Дайте вашу ручку поцеловать за это.

– Что я могу, от того я никогда не отказываюсь. Я уже сказала, что я друг искусства, друг артистов, – отвечала лесничиха. – И вот, господа, мое приглашение: мой дом – ваш дом. Всегда, во всякие часы, милости просим к нам, и я и муж будем очень рады. Репетиции даже можете у нас делать, чтобы не ездить каждый раз на мыловаренный завод. Ведь он за городом.

Актеры кланялись и благодарили.

Вбежал нотариус. Он был запыхавшись и, наскоро познакомившись с актрисами, проговорил, еле переводя дух:

– Сейчас схлопотал стулья для театра у головы. Две дюжины стульев дают из ратуши, две дюжины из училища. Привозить их будут в театр каждый раз перед спектаклем. Лошадь для перевозки дает наш кабатчик Подседов. Мебель для сцены получим с винокуренного завода из хозяйской усадьбы. Хозяева по зимам ведь не живут в усадьбе – и вот я уговорил управляющего. Есть и мягкая отличная мебель, есть и жесткая. Управляющий просил только, чтобы поосторожнее, чтобы не поломать.

– Спасибо тебе, милейший Евлампий Петрович, спасибо!

Котомцев раскрыл свои объятия, заключил в них нотариуса и звонко поцеловал его.

VIII