В полумраке я увидел худого мальчика, который неустанно бегал на четвереньках вдоль стены. На его теле виднелись многочисленные шрамы, больше всего на левом плече. Голову ему уже остригли ножницами наголо. Этот неутомимый бег вдоль стен таил в себе что-то волчье. Минутами мальчик приостанавливался, смотрел на нас, взвизгивал и продолжал двигаться мягкой поступью. Одно его ухо было покалечено, на нем виднелись следы почти уже засохшей крови.
— Что, его ранили во время охоты? — спросил я.
— Нет, — ответил высокий крестьянин, протиснувшийся вслед за нами, — Когда его схватили и связали, один из охотников надрезал ему ухо ножом, желая убедиться, что это не лесной божок. Из простых смертных течет кровь, а от богов, как известно, исходит сияние.
Я вздрогнул и с жалостью посмотрел на одичавшего мальчика. Он опустил голову и лакал по-собачьи воду из глиняной миски.
В сенях пахло терпким дымом и топленым маслом или еще каким-то жиром, горевшим в маленьком светильнике. Мне хотелось услышать подробности этой необычайной истории, я вышел из хижины за глиняную ограду, окружавшую двор. На ограде сушились аккуратно сбитые коровьи лепешки, которые предназначались для отопления кухни. Из лепешек торчали соломинки. Польские хозяйки таким же способом проверяют, испеклось ли тесто или серединка еще сыровата.
Отец мальчика, по имени Бабулал, выбрался вслед за мной. Какие-то две молоденькие девушки, закутанные в оранжевые сари, присели на плоской крыше хижины, разглядывая меня с интересом. Когда я, целясь фотоаппаратом, повернулся в их сторону, они заслонили лица, суеверно пугаясь, как бы я не украл их души и не спрятал в черной коробочке.
— Расскажите, как все это было с мальчиком…
— У нас в селе Джарка Нагла много коз и овец…
Я сразу же припомнил больших безрогих коз с шерстью шоколадного цвета. Они опираются передними ногами о ствол деревца и протискивают между длинными колючками подвижные мордочки, ощипывая скудную зелень. Их широкие уши слегка колышутся, а узенькие янтарные зрачки хитро поблескивают.
— Стада разбредаются по полянам среди высокой слоновой травы и густых кустов акаций. Волку легко распугать пасущихся коз и загнать намеченную… У нас ведь нет больших полей, с водой трудно, но сахарный тростник тоже хорошее убежище для волков…
Вокруг нас собирался народ. Все кивали головами и, как античный хор, громким бормотанием подтверждали слова Бабулала.
— А как же было с мальчиком? — сгорал от нетерпения секретарь, — Когда вы его потеряли?
— Мы маленьких детей берем с собой в поле. Моему сынку Пасураму тогда было уже почти два года, его можно было отпускать бегать одного… Мы косили траву. Когда я услыхал крик, то сразу же обернулся, но нигде не мог его увидеть. Мы бегали, как безумные, я весь был изранен колючками… Но он пропал, волки уволокли его по своим тропинкам.
— Здесь дети пропадают часто, — произнесла женщина с круглым глиняным сосудом на голове.
— А разве нельзя попросить охотников, чтобы они выгнали волков?
— Они и теперь-то приехали только потому, что появились пантеры, — ответил высокий сутулый крестьянин.
— Ради пантер они могут приезжать и на машине.
— Пантеры охотятся парами, они наглые. Могут подобраться к хижине в сумерки и прямо с порога утащить собаку.
— А что было дальше с мальчиком? — направлял я разговор к основной теме.
— Полтора года тому назад один пастух говорил, что заметил то ли человека, то ли зверя, который носился в кустах вместе с волками… Потом дети клялись, что видели, как это существо лакало воду из ручья. Они не могли подойти ближе, старая волчица следила. Она как оскалила зубы да заворчала — дети в крик и разбежались.
— Как же могло случиться, что волки сразу не загрызли мальчика?
— Должно быть, он родился под счастливой звездой, — проговорил отец, — его защищали боги…
— Или он был волком перед этим. Кто-то его убил, и он не завершил искупления… Поэтому он должен был прожить волком часть человеческой жизни, — пытались объяснить другие.
— Может быть, когда волчица бросила его щенкам, он оборонялся, возился в логове и пропитался запахом волчат. А потом начал сосать волчицу… Тогда уже она приняла его за своего…
— Он сильный, молоко волчицы придает силы…
— Двухгодовалый мальчик и еще сосал? — удивился я.
— У нас детей долго кормят грудью, часто до четырех лет. Женщины верят, что это хорошо для ребенка и для матери. Пока кормит, не будет нового ребенка, — деловито пояснял Бабулал.
— Но это неправда, — промолвила женщина с сосудом на голове.
— В течение последних двух лет волки принесли особенно много вреда. Они так хитро обдумывали засады на стада, которые шли на водопой, будто у них был человеческий разум. Тогда у нас стали поговаривать, что ими верховодит человек-волк, что волки украли его еще ребенком и воспитали предводителем.
— Но это ложь. Мальчик действительно кусается и воет, как волк, но бегает гораздо медленнее, он глупее их, — сказал старый крестьянин.
— Он еще малыш, — обрушился на него отец мальчика. — А вот если бы он уже вырос, вы увидели бы, какой из него получился волк… Пасураму нет еще и семи лет.