Странствия и приключения Никодима старшего

На другое утро Никодим проснулся с мыслью: "Как по-мальчишески вел я себя вчера. Вместо того, чтобы спросить Уокера, зачем он здесь, и разузнать чтонибудь о Лобачеве, я устроил это столкновение. Фу!" И, позвав Ерофеича, стал ему жаловаться на самого себя. Ерофеич, однако, посмотрел совсем иначе: "Толкнули и хорошо сделали, так ему нечестивцу и надо",- сказал старик. ^ - Да почему же нечестивцу? - удивился Никодим. - Молоды вы еще, Никодим Михайлович, людей не различаете: кто из них есть'добрый человек, а кто черта прислужник. - И как это тебе, Ерофеич, не надоело с нечистью возиться? Постоянно она у тебя на уме. Ты лучше сделай мне одолжение, узнай, часто ли здесь бывает Лобачевский управляющий, и что он тут делает? - И узнавать ходить не надо: сам знаю. - Что же ты не сказал мне об этом раньше? - Не изволили спрашивать, Никодим Михайлович. Да и полагал я, что вам через батюшку известно: ведь батюшка тоже с давних пор... - Что с давних пор? - То... убрать отсюда этого арапа хотели... - Убрать? Отсюда? - переспросил Никодим.- Послушай, Ерофеич, что ты хочешь сказать? Старик взглянул искоса, потом, приподнявшись на цыпочки, спросил шепотом: - А старому барину не скажете? - Нет, не скажу. - ^' И барыне? - Тоже не скажу. - Ну вот. Чтоб не нагорело мне старому... около барыни все этот долговязый увивался. Бог знает зачем, а только увивался. - Что ты говоришь. Ерофеич! - возмущенно воскликнул Никодим.- Экой старый болтун! Иди к себе. - Да я что же? - стал оправдываться старик.- Я ничего. Я ведь только про долговязого. Я про барыню не то что сам дурного не скажу - другому полсловечка не дам вымолвить. - Ах, замолчи! Только этого еще недоставало, чтоб ты болтал: сегодня скажешь одно, завтра другое, а там, глядишь, уже пошла гулять сплетня. Иди! Походив по комнате минут десять в большом раздражении, он все же опять позвонил Ерофеичу. Старик явился не сразу, а когда вошел - робко стал у притолоки. - Бывал здесь лобачевский управляющий раньше? - спросил его Никодим строго. - Так точно, бывали,- ответил тот. - А когда же он здесь бывал? - Лет десять уж назад. -С господином Лобачевым вместе. - Сколько же ему лет? Ведь он совсем молодым выглядит. - Никак нет - ему уже за тридцать. - Что же тебе говорил отец о нем? - Ничего не изволили говорить. - Так откуда же ты взял всю эту чушь? Старик молчал. - Сам сообразил? - Так точно, сам сообразил. - Ну и сообразил. Иди теперь к себе и думай побольше. Но прежде скажи мне, как зовут Лобачевского управляющего? Старик мялся и молчал. - Ну что же, запамятовал? - Так точно: запамятовал. Мудрено очень, не по-русски. - Даже и не знаешь, а тоже говоришь. Иди. Старик опять ушел очень огорченный, но Никодиму стало немного стыдно, что он так обошелся с ним. "Впрочем,- утешил он себя,- как бы иначе я должен был поступить?" Выйдя через полчаса из дому, Никодим распорядился оседлать для себя лошадь и поехал на лобачевскую фабрику. До нее было совсем недалеко. Стояла она на сырой луговине, недавно очищенной от леса: здесь и там торчали сосновые и березовые пни одни уже засохшие, другие еще выпускающие каждую весну молодые побеги... Фабрика состояла из нескольких высоких кирпичных корпусов, прямых, неоштукатуренных, с большими закоптевшими окнами; около корпусов ютились почерневшие избушки, с крытыми переходами, погребами, навесами; все это было обнесено дощатым забором выше человеческого роста и только через одни ворота можно было попасть внутрь. Но ворота были заперты, и на лавочке у калитки сидел сторож. Подъехав к нему, Никодим спросил, находится ли здесь сейчас господин Уокер. Сторож не понял вопроса. Тогда Никодим спросил иначе: - Нельзя ли повидать управляющего? - Да их уж нету,- ответил сторож. - Уехали уже? - Уехали. Так точно. - А когда опять будет, неизвестно? - Неизвестно. - Но фабрику можно осмотреть? - Не приказано показывать. Обратитесь к управляющему. - Я не знаю, где ,он живет. - Нам тоже неизвестно... Никодим повернул лошадь, взял с разбегу две канавы и, выехав на дорогу, быстро доскакал домой. Он сел в столовой опять у окна и попытался вызвать вчерашнего своего собеседника. Сначала это не удавалось, но когда он почувствовал уже знакомое разделение, даже обрадовался. - Вот так всегда,- сказал ему Никодим,- сердишься, бегаешь, спрашиваешь, бранишься и все ни к чему. - А ты попробуй не сердиться. - Знаю. Затем ты скажешь: попробуй не бегать, попробуй не спрашивать и так далее и так далее. - Нет, зачем же? Я никогда не пускаюсь в крайности. Из-за чего ты сердишься? - Как из-за чего? Из-за мамы. " - Не верю. - Послушай. - И вовсе не из-за мамы, а из-за госпожи NN. - Вот выдумал. Откуда ты взял это? - Очень просто: ты забыл маму. - Извини, я обозлился из-за того, что Ерофеич стал говорить глупости о маме. - Да так. Но ты ведь и сразу не признал слов Ерофеича за достоверное, чего же было злиться? - Да я уже не злюсь. Но не упрекай меня госпожою NN. - И не думаю тебя упрекать ею. Я упрекаю тебя за то, что ты забыл маму и пустился в какие-то приключения. - Маму я не забывал. Кто станет сомневаться в том, что она действительно мне мать?-Было бы ведь глупо. А если это непреложно и действительно непреложно, тогда все, что бы я ни делал, что бы ни думал - только через нее и для нее,- безразлично, помню я о ней или нет. Она живет во мне, как и я живу в ней. А о каких ты приключениях говоришь, что будто я в них пускался, я не понимаю. Уж не то ли, что я ездил к Лобачеву или в Исакогорку к госпоже NN? На Надеждинскую я прпал совершенно случайно, из-за десяти шкафов, а в Исакогорку ездил, чтобы узнать адрес мамы. - Так, так... - Да, так... Я еще ездил и к Якову Савельичу, но чтобы попросить у него совета и содействия. Яков Савельич добрый человек и всегда относился ко мне по-хорошему.