Странствия и приключения Никодима старшего

мамы ведь вовсе не упоминается - все равно, если бы ты стал ее показывать кому-либо, никто тебе не поверит, что это писано к маме". И, поклонившись, отошел в сторону. По рассеянности Никодим вышел двумя станциями 'раньше, чем следовало. Удлинило бы это путь всего часа на три, если бы Никодим сразу нашел лошадей. Но ему пришлось искать долго: все отказывались ехать, ссылаясь на работу и плохую осеннюю погоду. Только перед самыми сумерками удалось тронуться. Первое время возница молчал и посвистывал. Потом, вдруг обернувшись, спросил: - А не ехать ли нам, барин, через Селиверстовщину? - Я, братец, дорог здешних не знаю,- ответил Никодим,- где хочешь поезжай, лишь бы дорога была поглаже, - Нонеча какие дороги. Ишь размякло. А я к тому, барин, что с утра ничего еще не ел. Так у меня кум в Селиверстовщине - к нему и заехать: поесть чего-нибудь. Да и выпить у него всегда можно. О Селиверстовщине Никодим слыхал: это была очень длинная и грязная фабричная слобода, верстах в десяти или двенадцати от его имения, фабрика, к которой он когда-то ночью ходил за чудовищами, находилась на полпути между слободой и имениями, и жители слободы работали именно на этой фабрике, но ни в слободе, ни на фабрике Никодиму не доводилось бывать. Понял ли возница молчание Никодима как согласие ехать через Селиверстовщину, но через два часа пути они въехали в слободу. В полутьме, при слабом свете редко расставленных фонарей и огоньков, мелькавших в окнах, прошмыгивали то с одной стороны тарантаса, то с другой неопределенные тени - иногда человек вырастал рядом с тарантасом и с любопытством глядел на Никодима несколько мгновений, стараясь идти вровень с лошадью. Никодим все отворачивался от таких: казались они грязными, неумытыми, от них пахло и спиртом и потом, физиономии их были грубы - и мужские и женские одинаково,- точно их кто топором вырубал, и движения тяжеловесны и угловаты. Грубая, но не громкая, а скорее, ворчливая ругань слышалась в полутьме из-под навесов и от колодцев, где звенели цепями журавли. Чувство неопределенной жути стало забираться в душу Никодима, когда они остановились у одного из крылец. Хозяин встретил гостей с фонарем. Он тоже не .возбудил доверия в Никодиме, так как ничем нс отличался от других обитателей слободы: грубая, грузная фигура, лицо со следами сажи на лбу и на щеках, непричесанные волосы, медная серьга в толстом ухе, рваная и грязная одежда, тот же запах спирта и, главное, провалившийся нос - все отталкивало в нем. Пока возница что-то ел и пил водку, Никодим сидел на лавке в углу, отказавшись от угощения, и оглядывался по сторонам. Изба, как и обитатели ее, была очень грязная и неприветливая: несколько раз на Никодима набегал из угла любопытный таракан и, шевеля усами, подолгу смотрел на незнакомого гостя. - Вы на фабрике служите? - спросил Никодим от скуки проходившего мимо хозяина. Тот остановился и сказал: - Так точно, у Феоктиста Селиверстовича Лобачева. , Никодима как громом поразило. Он даже привстал. - Разве эта" фабрика Лобачеву принадлежит? - Так точно, Лобачеву. Мы по дереву работаем. Никодим не захотел расспрашивать далее. "Поедем-ка отсюда поскорее",шепнул он вознице, улучив удобный случай. Тот подтянул кушак и заявил, что пора ехать. Хозяин проводил их на крыльцо опять с фонарем и опять молча. Когда они уже выехали за околицу и Никодим облегченно вздохнул, возница засмеялся. - А нос-то у кума того...подгулял. И поделом. Все от веселой жизни, барин. - Скажи ты мне вот что,- обратился Никодим к вознице,- кто такой этот самый Лобачев? - А Бог его знает. Он здесь, кажись, давно не бывал. Сказывают, что не русский, а англичанин он. - Послушай, как же это может быть - Лобачев и вдруг англичанин? Ведь фамилия-то русская. - Вот поди ж ты. Сказывают. - А кто же фабрикой управляет? - Арап какой-то управляющим. - Настоящий арап? - Нет, не настоящий, а так его называют. Он тоже здесь редко бывает больше в Питере живет. - Гм. А что же на этой фабрике делают? - А черт их, знает что делают - не к ночи будь сказано. Людей делают. - Что ты говоришь. Виданное ли это дело? - А взаправду, барин. Руки, ноги, головы, туловища делают из дерева, что ли. Не то из камня, а может, и из железа - я не знаю. - Да, наверное, руки и ноги искусственные. Для уродов и калек? - Какое там для уродов! За границу отправляют - вот что. И животных всяких делают. И коров. И еще делают такое - что и сказать-то не при всяком вслух скажешь. Разве к кому уважения у тебя нет. И, наклонившись к уху Никодима, он что-то зашептал ему. Никодим не сразу понял, но когда понял, то удивился еще больше, только не стал расспрашивать. Молча проехали они остаток дороги. \ Прощаясь с возницей, Никодим все-таки сказал ему: "А подозрительные люди - 'эти ваши слободские, и твой кум тоже". "Да, у кума нос того... подгулял. Даром этого не случается. Ну, прощайте, барин. Покорно благодарим",- ответил возница и, нахлобучив шапку, принялся настегивать лошадь, как будто желая скорее скрыться с Никодимовых глаз.