Странствия Франца Штернбальда

^8* …карета опрокинулась, и двое девушек и старик чуть было не упали, но тут подоспел Франц, он придержал карету, а кучер в это время удерживал лошадей. Франц держал в объятьях более красивую из девушек, по-видимому, госпожу, тогда так другие были ее слуги; ее голова прижималась к его лицу, белокурые вьющиеся волосы, при внезапном падении высвободившиеся из-под богатого, шитого золотом чепца, обвили обоих блестящей сетью, совсем рядом с Францем под зеленым атласным покрывалом вздымалась в волнении и испуге ослепительно белая грудь. Наконец она подняла прозрачные голубые глаза и с улыбкой поблагодарила его. Все сошли на землю, и Франц хлопотал вокруг путешественников, в то время как кучер исправлял повреждение в карете. Прекрасная незнакомка внимательно разглядывала нашего друга, он казался более напуганным, нежели она, он взволнованно умолял ее прийти в себя. Штернбальд сам не знал, что говорил; встретившись взглядом с ее голубыми глазами, он покраснел; старик разговаривал со служанкой. Незнакомка оперлась на руку Франца, словно бы утомленная, и они вместе вошли в церковь; она преклонила одно колено и, обратившись в сторону алтаря, перекрестилась с видом весьма набожным, что замечено было всеми прихожанами, потом встала и произнесла:

— Какой прекрасный, какой трогательный алтарный образ!

— Да, — сказал Франц вне себя от восторга, а она продолжала:

— Наверняка кисти Дюрера или кого-нибудь из его учеников, прекрасные вещи созданы немцами.

Франц умолк, его пронизал трепет. Карету между тем починили, они вышли из церкви, и Францу сделалось страшно при мысли, что вот сейчас она уедет; они немного прогулялись в благоуханной тени дерев, а из церкви до них доносилось пение. Но вот незнакомцы снова сели в свою карету, молодой живописец почувствовал, как сердце его забилось сильнее, прелестное создание поблагодарило его

^9* …лесной рог, слышанный в детстве.

На листочке было написано: «Эти цветики я получила от прелестного милого мальчика, когда шести лет первый раз проезжала через Мергентгейм».

^10* …держу в руках бесценный дар. Это для тебя, посланница небес, я выставил первую свою картину, твоему взгляду суждено было осветить ее, она снискала твою благосклонность, и ты в богобоязненном смирении сердца преклонила перед ней колена.

КНИГА ВТОРАЯ

^1*Глава первая

Путь Франца Штернбальда в Нидерланды лежал через Ашаффенбург и древний Майнц, вниз по течению Рейна. Всюду он осматривал памятники немецкого и нидерландского искусства, он созерцал их, сопереживая и восхищаясь. Особенно поражали его стародавние работы Яна ван Эйка{65}, который давным-давно открыл искусство масляной живописи, распространив его среди своих собратьев, привлекали Франца также работы мастеров нынешних — Луки Лейденского, Энгелбрехта и Яна ван Мабюсе. У всех у них он чувствовал некое родство с художественной манерой Дюрера, хотя мысли и наблюдения над тем, как подходит к своему сюжету, как видит человеческое тело или природу каждый из этих художников, также возникали у него в изобилии.

^2* …и переждать полуденный зной.

И среди этих размышлений то о портрете незнакомки, то о картине, усталый после нынешнего длительного перехода, он вдруг заснул сладким сном в торжественной полуденной тишине, лишь изредка нарушаемой шелестом дерев. Монотонное журчание дальнего ручья было ему колыбельной песней.

^3* …осенний ветер гулял по поляне. Он содрогнулся, точно в лихорадке, и не без страха взглянул на небо, ибо на горизонте, где только что скрылось солнце, мерцали устрашающие медно-красные облака, кое-где отливающие лиловым и синим. В их кровавом отсвете сам город, казавшийся столь привлекательным в лучах полуденного солнца, выглядел нагромождением пустынных скал. Словно предчувствуя большую беду, Франц зашагал вперед. Вдруг он вскрикнул и остановился. Он хватился альбома незнакомки и отчетливо вспомнил, что забыл его на траве. С трепетом поспешил он обратно. Сумеет ли он его найти? А вдруг какой-нибудь случайный путник, какой-нибудь крестьянин, работавший в поле, тем временем уже заметил и поднял блестящий предмет? Он приблизился к большому дереву, вглядываясь с таким напряжением, что глаза уже ничего не различали, скромная травка представлялась ему заколдованной чащобой, ревниво скрывавшей его сокровище. И тут блеск золотой оправы как бы послал ему приветливую улыбку, он нагнулся, опустился на колени и прижал драгоценную книжицу к губам, к сердцу, к глазам. Ибо у него было такое чувство, будто он нашел прелестную незнакомку, любовь побуждала его верить в чудеса, и он счел эту находку счастливым предзнаменованием того, что и прекрасная обладательница сокровища не навеки потеряна для него.

Он пошел к городу.