Странствия Франца Штернбальда

Он уронил голову ей на колени, ее прелестное лицо склонилось над ним, мечтательные звуки лесного рога проникали в душу, он прижал ее к себе и поцеловал, она прильнула к нему, оба забыли обо всем, охваченные удивлением и восторгом.

Франц все еще не был уверен, не сон ли это, не игра ли воображения. Рог умолк, он взял себя в руки. Только что оба невольно, почти неосознанно, признались друг другу в любви.

— Что вы обо мне подумаете, — сказала Мария, красная, прелестная в своем смущении. — Я сама не могу этого понять, но вы кажетесь мне давним другом, вы мне не чужой.

— Разве собственная душа, собственное сердце может быть нам чужим? — вскричал Франц.

— Нет, в эти мгновения я только начинаю жить, о, это так невероятно и, тем не менее, правда. Зачем же нам стремиться еще и понять это?

— Вы счастливы?

— Разве не ты моя сладчайшая возлюбленная? Разве я не тот, кого ты искала? Разве ты не рада, что нашла меня?

Она стыдливо взяла и пожала ему руку. Вернулся давешний старик и доложил, что ему надо уйти из дома, Франц глядел на него с удивлением, он подумал, что, верно, не кто иной, как этот старик, играл на лесном роге и именно его видел он в детстве на зеленой лужайке. За стенами беседки так чудесно шелестели деревья, издалека доносился шум большой дороги, и всякая другая жизнь казалась ему горестной, лишь его собственная была наполнена радостью и блеском.

Он ушел, не желая, чтобы его застала ее мать, и обещал своей возлюбленной прийти завтра.

Наугад брел он полем, перед глазами его все еще была она, ее сад, ее беседка. Он оказался в городе и не мог вспомнить, как добрался сюда. Придя домой, он взял свою цитру и поцеловал ее, ударил по струнам, и восторги любви ответили ему на языке музыки. Вся природа слала ему свой привет и желала счастья. Он хотел написать своему верному Себастьяну, но никак не мог успокоиться. Начал было, но все мысли вылетели у него из головы, и вместо письма он написал стихотворение:

          В путь стремятся,
Вновь томятся
Облака вдали.
Счастье, ты со мной впервые;
Для меня цветы живые
Наконец-то расцвели.

          Верь приветному закату:
Утро возвратит утрату;
Ветры спешат, возвещая дали
Все, что мне звезды ласково нагадали.

          Каждая из них поет радушно:
«В чем твоя душа преуспела?»
Какую песню лютня в ответ запела,
Перстам незримым духов послушна?

          Сама собой она играет,
А знаешь, от какого слова
Трепещет сердце и сгорает,
Как от неуловимого зова?
Однако песнь еще не готова,
Чей зыбкий, чей волшебный звук
Исполнен радостей и мук.

          Запеть о том, что так тревожит
Чарующими голосами
И невозвратными часами?
Мой дух, восхищенный небесами,
Крыл златых поднять не может.

          Любовь ли петь велела струнам,
Притронувшись к ладам твоим,
И снова душа в порыве юном,
И я мелодией томим?

          Музыкой хлынула по дороге,
В звучные сети мой дух поймала;
Уже трепетал я в этой тревоге,
Как будто дождя золотого мало.

          Ждала меня в горнице, настал срок;
Любовь меня привела на порог;
Послышался старый десной рог.
          Не раз твой звук
          Пронзал мне сердце вдруг;
          Любви моей знаком,
          Он в сердце проникал тайком.
Так в звучании всечасном,
Хоть земное быстротечно,
Сердце в лучшем и прекрасном,
Что сияет безупречно,
                               Бьется вечно.

Конец второй части

ДОПОЛНЕНИЯ

ТЕКСТЫ ЛЮДВИГА ТИКА

Послесловие {60}

На этом месте я сорок шесть лет назад прервал свое юношеское сочинение. Через несколько месяцев — так я задумал его — Рим должен быть взят штурмом{61}. Ваятель Больц, который тоже приехал в Рим, во время битвы за город похищает возлюбленную Штернбальда, но последний, встретив ее в горах, после упорной борьбы вырывает ее из рук ваятеля. Они спасаются в уединенном Олевани.