После того как ему было предъявлено множество возражений, к которым он не захотел прислушаться, большинство солдат потребовало от него, чтобы в любом случае мы немедля покинули эти места. Антонио де Фариа, опасаясь бунта, ответил, что так и будет сделано, но честь его требует, чтобы он предварительно узнал, от чего он должен бежать, а поэтому он просит их, как милости, немного подождать, ибо хочет попытаться раздобыть языка, который утвердил бы его в истинности его подозрений. И для этого он просит у них не более получаса, что не так уж много, ибо до рассвета еще далеко и на все остается достаточно времени. Когда иные попробовали ему возразить, Антонио де Фариа не только не стал их слушать, а велел посадить под арест, после чего, предварительно поклявшись на святом Евангелии, что не бросит нас, удалился с шестью человеками в глубину апельсиновой рощи. Там он, отойдя на расстояние примерно четырех выстрелов из мушкета, услышал впереди звон колокола и, определив по звуку свое местонахождение, направился к храму, гораздо более пышному и богатому, чем тот, в который мы проникли накануне. В храме было двое мужчин почти одинакового возраста, одетых в священнические одежды, с четками на шее, из чего он заключил, что это, вероятно, отшельники. Набросившись на них, он захватил их обоих, чем привел одного из них в такое состояние, что он долгое время не мог произнести разумного слова. Из шести человек, сопровождавших Антонио де Фарию, четверо вошли в храм и забрали с алтаря серебряного истукана порядочного размера с золотой митрой на голове и колесом в руке {200}— смысл этих знаков остался для нас непонятным. Кроме этого, наши забрали еще три серебряных светильника с весьма длинными цепями.
Антонио де Фариа постарался вернуться к месту стоянки с возможной поспешностью, чуть не волоча за собой двух отшельников, которым всунули по кляпу в рот. Оказавшись на борту, он приказал поскорее поставить паруса, и мы стали спускаться вниз по течению. Затем он допросил одного из двух пленников, который казался более в своем уме, пригрозив ему страшной карой, если он не скажет правды, и узнал, что действительно некий святой человек по имени Пилау Аргиро прибыл глубокой ночью в усыпальницу королей и, стуча с великим нетерпением в дверь, воскликнул громким голосом: «О предавшиеся хмелю плотского сна жалкие люди, обещавшиеся торжественной клятвой чтить богиню Амиду {201}, богатую награду наших трудов, внемлите, внемлите, внемлите несчастному, которому лучше было бы не родиться! Да будет вам ведомо, что в святилище о двадцати семи столпах проникли люди с того края света, носящие длинные бороды и окованные в железа. Об этом сообщил мне святой человек, подметавший там пол, он сказал, что в святилище этом ограблена сокровищница святых и кости их презрительно разметаны по земле и осквернены гнилыми и вонючими плевками. Грабители долго насмехались над их праведным прахом, как упрямые демоны, закоренелые в первом грехе. А посему заклинаю вас укрыться в надежном месте, ибо, говорят, эти люди поклялись перебить нас всех, едва наступит утро. Так что либо бегите, либо призовите себе кого-нибудь на помощь, ибо, как священнослужителям, вам не разрешено брать в руки оружие и проливать чужую кровь!»
— От этих криков все проснулись и поспешили к двери, где нашли Пилау Аргиро лежащего на земле и полумертвого от горя и усталости, так как был он уже очень стар. Поэтому-то все грепо и менигрепо зажгли те огни, которые вы видели, и с великой поспешностью послали гонцов в города Кропилен и Фумбану с просьбой выслать оттуда наибольшее количество людей, которое удастся собрать, и призвать весь край последовать примеру этих городов. Поэтому утверждаю без колебания, что они явятся сюда, едва успеют собраться, и, подобно изголодавшимся ястребам, когда с них сняли путы, принеслись бы сюда по воздуху, если бы только это было возможно. Будьте уверены, что все это правдивый пересказ событий, а посему, прошу вас, отпустите нас с миром и не убивайте нас, ибо это было бы еще большим грехом, чем тот, который вы вчера совершили. И помните, что господь так дорожит нами и ни на час не забывает о нас, из-за того что мы умерщвляем свою плоть. А вы приложите все усилия, чтобы спастись, ибо говорю вам, что земля, воздух, ветер, вода, люди, скоты, рыбы, птицы, травы, растения и все, что родится на земле, будет вредить вам и терзать вас так безжалостно, что лишь сущий на небесах сможет вам помочь.
Антонио де Фариа, убедившись из слов отшельника в основательности своих опасений, поспешил спуститься вниз по реке; он рвал на себе бороду и бил себя по лицу от досады, что по своей беспечности и незнанию погубил предприятие, которое столько бы принесло ему, если бы было успешно доведено до конца.
Глава LXXIX
Как мы потерпели крушение в Нанкинском заливе и о том, что с нами затем приключилось