Странствия

Есть два мировоззрения. Одно основано на соперничестве; оно полагает, что все существует лишь за счет другого. Второе — на сотрудничестве, оно зиждется на вере, что чем шире жизненный круг, тем он крепче и сильнее. Оба важны, ни к одному нельзя относиться с пуританской строгостью. Я вырос в Америке, с ее духом соревновательности, где выживание держится на власти и пестицидах, и потому не мог не восхититься тем миром, который черпает свою силу в поддержке, а не в уничтожении жизни. На улицах людской поток образовывал небольшие водовороты вокруг коров, идущих по тротуару. К ним относились не просто терпеливо, а с благоговением — и не только как к животным, имеющим свои неотъемлемые права, а как к существам, вносящим в общий круговорот жизни свой вклад — молоко, сыр и навоз (главное, чем животные и человек платят кормящей их земле). Последний служит и удобрением, и топливом, его используют для приготовления строительного раствора. Женщины гордо несли на головах круглые плоские лотки с аккуратно сложенными коровьими лепешками. Конечно, в Соединенных Штатах все иначе. Я всегда сожалею, что эти две мои родины не понимают друг друга, что мусульманская ментальность — динамичная и дисциплинированная, столь похожая на раннее суровое протестантство — оказывается более понятной для американцев, чем кротость индусов, чье смирение является результатом стремления объединить в гармоничное целое парадоксы бытия — материю и энергию, жизнь и смерть, личность и все сущее.

За более чем два десятилетия мы с Дианой посетили Индию раз шесть, проехав ее вдоль и поперек. Мы сталкивались с мудростью, но также и с глупостью и коррупцией, мы видели, что и тут все со временем меняется, и не всегда к лучшему. Но каждый раз мы снова и снова восхищались столь многообразной и богатой культурой, которая на тысячу ладов умеет согласовывать все свои слои и противоречивые элементы. Мне кажется, Индия смягчила мои талмудически-непримиримые взгляды, разделяющие людей на правых и виноватых, поддержала во мне простодушное приятие радостей жизни, дала мне много нового.

Первое приглашение мы получили по инициативе леди Най, жены британского высшего уполномоченного в независимой Индии. Неру, в свое время сидевший в тюрьме за противостояние британскому владычеству, с радостью поддерживал дружеские культурные связи с прежними колониальными властями и решил пригласить меня. Как и он сам, я тоже в известной степени был связан с Британией, хотя и не стал еще почетным английским гражданином, коим сделался впоследствии. В тот раз я дал серию концертов в пользу фонда голодающих.

Меня ничуть не удивило, что между Дианой и Пандитом Неру сразу установилась горячая дружба. Диана вовсе не добивалась ее, напротив, вела себя довольно рискованно. В первый же вечер в доме Неру в Дели мы увидели его бюст, по-театральному освещенный и благоговейно украшенный живыми цветами.

— Это, случайно, не памятник? — спросила Диана. На следующий же день бюст убрали. За обедом Неру демонстративно клеймил прошлое британское владычество, как будто провоцируя нас встать на его защиту или покаяться в его грехах.

— Я полагала, — с сожалением заметила Диана, — что встречу великого индийского брамина. А кого нашла? Вспыльчивого английского адвоката!

И Неру в раздражении вскочил в ответ на такую непочтительность.

Выдающийся мыслитель и благороднейший человек, Неру был одним из немногих честных политических деятелей нашего времени. Не боясь задеть кого-либо, в том числе и самого себя, он без колебаний говорил правду. Ему не было чуждо некоторое тщеславие, проявлявшееся в его уверенности наследника Ганди, в том, как он постоянно ходил со свежей красной розой. Но здесь не было фальши, он не скрывал противоречий под покровом благопристойности. После этого первого обеда (к моему разочарованию, меню было английским), он повел нас на балкон в знойную и душную индийскую ночь, полную туманным светом звезд, число которых превосходило человеческое разумение; ее безмолвие нарушалось временами лаем собак. Мы вдыхали ароматный воздух, он повернулся к Диане и сказал с задумчивым смирением: “Править Индией — невероятная задача, никто не мог с ней справиться; но и уклониться от ее выполнения — невозможно. Все, что я могу сделать, это надеяться, работать и молиться”.

Мне кажется, было неизбежно, что власть перешла к его дочери Индире. Индира больше, чем кто-либо другой, знала о развитии Индии, о государственном устройстве, хотя годами отказывалась от поста премьер-министра. Судьба вынуждает принимать решения, и единственный человек, способный собрать страну, не может видеть, как она распадается на части. В 1952 году она была очаровательной молодой женщиной, ученицей своего отца, платящей преданностью в ответ на преданность. Я не предвидел ее силы, но мог бы, ибо уже тогда она обнаруживала помыслы и чувства, направленные лишь на благо родины.