Странствие бездомных

В Полтаве, как пишет Любовь Николаевна, отбывали ссылку члены группы «Южного рабочего», готовившие материал для своей газеты; они приняли участие в подготовке к приему транспорта «Искры». Отец мой приезжал в Полтаву к своим товарищам, но мама тогда уезжала в Харьков. Оба много ездили по южным городам России, пути их часто пересекались, но встреча произошла позже.

Вернемся к делам искровской группы в Полтаве. Мартов покидал ее: Ленин ждал в Мюнхене, чтобы разделить работу по «Искре», — так было договорено с самого начала. В России Мартов задерживался только для организации «искровских групп». Полтавские эсдеки неохотно расставались с Юлием Осиповичем. Возможно, ему тоже не хотелось покидать Россию, но он понимал, что отдавать «Искру» полностью в руки Ленину не следует: редакция газеты по сути представляла собой центр РСДРП.

В конце февраля Мартов решил ехать. «Прощальное собрание было очень оживленно, — вспоминает мама, — проводы были так задушевны и трогательны, что долго нельзя было забыть». Вероятно, Юлий Осипович и мама расставались не без печали.

Типография

Перед отъездом Мартова из Полтавы были закончены разные совместные дела. Среди них самым значительным была организация подпольной типографии. Этим была увлечена Любовь Николаевна. Задумана была типография для увеличения тиража «Искры», однако Ленин не одобрил этот план: его беспокоило, что печатание газеты в России выйдет из-под его контроля.

Материальное обеспечение задуманного дела Любовь Николаевна взяла на себя. Это требовало удвоить, утроить усилия по сбору денег. «Хозяином» опасного предприятия вызвался быть Леон Исаакович Гольдман, Аким, проживавший тогда в Одессе по фальшивому паспорту под фамилией Риман. К нему-то и заезжала мама по дороге в Крым. Устроить типографию была мечта Акима — он жаждал конкретного дела, дела с быстрой отдачей. Риск был немалый, но он был смелым человеком — в движение вступил еще в родной Вильне, был арестован, бежал из-под конвоя, стал нелегалом и решил полностью уйти в революцию. (После раскола принадлежал к демократической ветви РСДРП — меньшевикам.)

Конкретное устройство типографии — выбор места, приобретение оборудования — обсуждали вместе с мамой и Мартовым в Полтаве. Аким приехал туда сугубо конспиративно: его прятали даже от товарищей, сняли для него избушку на окраине города, днем он не должен был показываться на улице. В Одессе он заметил слежку и боялся, не привез ли с собой «хвост».

Всё обдумали, обговорили, после чего Аким уехал: его вызвал в Мюнхен Ленин — обсудить целесообразность предприятия. Уточняли технику: Ленин предлагал обойтись без набора, стереотипы присылать из Мюнхена, но это означало пересылку свинцовых матриц и казалось неосуществимым. Затем Аким с женой, Марией Гинзбург, Маней, съездил в Херсон — первое намеченное для типографии место. Затем — в Вильну, к владельцу слесарной мастерской Каплинскому, который, сидя в тюрьме по «делу Бунда», изобрел механический печатный станок небольшого размера и теперь уже успел сделать несколько таких для подпольных типографий. Станок заказали, расплатились. Для Мани, знакомой с печатным делом, тоже предназначалась работа. Херсон отвергли и остановились на тихом Кишиневе.

Затем Аким вернулся в Полтаву один и, как пишет мама, «стал задумчив, молчалив и чем-то, как видно, удручен». Он попросил Любовь Николаевну и Мартова встретиться для важного разговора. Мама разволновалась — не хочет ли отказаться? Встретились в избушке, «закрыли плотно двери и приготовились слушать… Аким ходил из угла в угол, ерошил волосы — и вдруг тоном, не лишенным трагизма, сообщает: „Знаете, какая неприятность, — новая помеха: Маня вскоре должна родить!“». Мать назвала это происшествие «моментом, характерным для революционера нашего времени». Мартов, по словам Любови Николаевны, «не будучи компетентным, растерялся и молчал». Выход из «момента» предложила Любовь Николаевна: Маня до родов поживет в Полтаве, Паша будет ее опекать, отведет в родильный приют, а когда ребенок и мать окрепнут, семья приедет к Акиму в Кишинев. Типография, надо надеяться, к тому времени уже будет налажена.

Всё сложилось именно так, и в начале апреля семейство устроилось в Кишиневе. Аким, он же г-н Риман, снял отдельный дом на Знаменской улице, как раз напротив жандармского управления (Аким не находил это опасным — доказывал, что соседство является прикрытием). В дом уже была доставлена багажом обстановка и «домашние вещи»: печатный станок, наборная касса (стол со специально сделанными ящиками), брошюровочная машина — «американка» и восемь пудов шрифта. Риман представился в местном обществе агентом одесской торговой фирмы, им придуманной. У «агента» был «помощник» — наборщик Нафтул Шац, Риманы держали «прислугу» — екатеринославскую печатницу Феню Корсунскую, жил у них и «бедный родственник-квартирант» — Иван Иванович Радченко, помогавший Акиму во всех делах.