Странствие бездомных

Последний сын, Петр Николаевич (1885—?), был младшим из детей Розановых, его появление на свет чуть не стоило жизни его матери. Но и ребенок, настрадавшись в тяжелых родах, чуть не погиб и вырос ослабленным, хилым. В отличие от остальных был невысок, худощав, некрепок. В народе таких называют «поскребышами» — на них уже истощаются родительские силы. Дядя Петя, которого я видела несколько раз, когда он приезжал откуда-то и заходил к папе, был очень тих, робок, выглядел каким-то подавленным. У меня вызывал жалость, казалось, отец и его жена недостаточно приветливы и мягки к такому человеку.

Петр Николаевич был художником. Способности к рисованию были и у двоих старших, Николая и Владимира, но только Петр стал мастером. Его рисунки пером, преимущественно памятники архитектуры, пейзажи, изумляли кружевной легкостью. Учился ли он или преподавал в Строгановском художественном училище, не знаю, семейное предание сохранило лишь факт его связи с этим заведением. Петр Николаевич был учителем рисования в гимназиях. Единственная фотография, имеющаяся в альбоме, представляет его в учительском мундире. Подкрученные усы и мундир могли бы придать дяде Пете бравый вид, если бы не его печальные и чуть испуганные глаза. Сфотографировался он во Владимире, и в рисунках его запечатлены владимирские церкви и пейзажи. К жизни его в этом городе относится и такой случай. Дядя Петя, снимавший жилье всегда у квартирных хозяек, как-то расписал стены комнаты, в которой жил. Неизвестны сюжеты этих «фресок», но надо полагать, что они были скромны по содержанию и хороши по исполнению, однако хозяйка устроила скандал и выгнала жильца, «замаравшего все стены».

Петр Николаевич был человеком незащищенным, покорным, легко сникающим перед твердой волей. В молодости, путешествуя с этюдником по Волге, встретил он в каком-то селе, где останавливался, милую девушку. Не знаю, просто ли она ему приглянулась или пробудила чувство любви, но он задумал жениться. Подробностей этой истории не сохранилось в нашей сильно поредевшей родне. Известно только, что сестра Наталья отнеслась к намерениям брата резко отрицательно. Говорилось даже так: «Тетя Наташа запретила дяде Пете жениться на деревенской». Он покорился и остался одиноким. Произошло это несчастное для него событие, вероятно, уже после смерти матери, моей бабки (1912 г.), когда тетушка вознамерилась заменить братьям покойную мать. Дяде Пете было уже под тридцать. Но, запретив ему устроить семейную жизнь, Наталья Николаевна не взяла его под свое крыло, да и можно представить, что дядя Петя ее заботы просто не выдержал бы по слабости своей натуры.

Последний раз я видела его на похоронах папы (1939 г.). После смерти своих братьев, которые понемножку его поддерживали и помогали ему материально, Петр Николаевич остался совсем одиноким. Когда и где он умер — не знает никто из его племянников.

Трое из детей Николая Васильевича, моего деда, не оставили потомства. В своей неустроенной, неспокойной жизни Владимир ограничился одной дочерью. Щедрое потомство дали сыновья Николай и Алексей. Дети и внуки А. Н. Розанова составили целую династию геологов и геохимиков. Думаю, что из всех детей деда более всего мог порадовать отца сын Алексей. Учитель Н. В. Розанов только ему поставил бы пятерку — за его твердый характер, за ценность его трудов, нужных стране, за детей и внуков, продолживших его дело.

Порассуждаем немножко о генах. В роду Розановых можно проследить крепкий, здоровый, надежный ген, преобладающий у деда Николая Васильевича — деятеля, отца большой крепкой семьи. Но просматривается в этом роду и другой ген — некрепкий, непрочный, не обеспечивающий дальнего продолжения рода. Откуда он? Когда я знакомилась по трудам розановедов с предками, узнала я об И. Ф. Шишкине, отце Надежды Ивановны, прабабки моего папы, а следовательно, моем прапрадеде. Мелкопоместный дворянин, Шишкин (родился ок. 1800 г.) был человеком легким, необязательным, к преуспеванию не стремился, о прибытке, об устройстве семьи не радел. Жил как придется и чем Бог пошлет (от двух маленьких имений в Костромской и Владимирской губерниях). Любил занимать деньги, долги отдавал неохотно, предпочитал не отдавать совсем. С ним даже судились, и родной дочери, уже имевшей детей, не возвращал долга, по тем временам немалого — триста рублей. Любил Иван Шишкин жизнь веселую и в удовольствиях себе отказывать не хотел. Из архивных документов выясняется, что в суде рассматривалось дело по иску «вдовы городского секретаря г-жи Коковкиной о принуждении ее Шишкиным И. Ф. к развратным действиям».

Дворянством своим гордилась Надежда Ивановна, о чем со снисходительной улыбкой поведал нам сам Розанов. Гордиться этой каплей дворянской крови было бы смешно даже в наше время, когда стало модным выискивать в своей родословной хоть малый дворянский «корешок».