Странствие

В роще произрастали различные деревья, кроме золотого дерева тонка, самого ценного. В большинстве своем медные и железные, несколько серебряных деревьев, и пара огромных ядовитых. Так их прозвали на заре времен: или из-за ярко-фиолетового цвета, или из-за того, что ни птицы, ни насекомые их не портили. Впрочем, искатели, постаравшись до устали, сумели бы приготовить из мелких плодов дерева яд. Широкие четырехугольные листья, весенние почки и еще более фиолетовые цветки были бесполезны — ядовитое дерево годилось лишь для кораблей и мебели.

Сел прошел к самому большому ядовитому дереву, ствол которого не охватили бы и трое человек. Гулуй с раздражением взирал на него.

— Священная защитница их племени! — даже в щелчках Улу ему послышалось сочувствие.

Из этого дерева получилось бы несколько великолепных балок. Однако его слово дано, и взять его обратно невозможно! Скрипя сердцем, Гулуй повелел выставить охрану и даже посоветовал Селу самому ночевать под деревом.

Глава 20. Молочный Замок

Отца сожгли на величавом костре, прах его подарили Слезе, а сам король Хисанн пусть не провозглашенный, но истинно величавый, отправился к любимой жене и матери Кассада в древние земли. Все дни после злополучного Праздника Чтений народ пребывал в растерянности, трауре и грустном безволии. Делалось все в Ските не шатко, не валко, казалось, людям и на жизнь совершенно наплевать.

Кассад тоже ничего не предпринимал. Взбунтоваться? Попытаться изменить судьбу? Нет… Внутри что-то надломилось… После смерти отца и он, и его личная гвардия лишь вяло наблюдали, как Зартанга провозгласили лордом. Кассад брата поздравил кивком головы, а большинство вассалов разъехались из Скита, проигнорировав церемонию. Однако новый лорд не вызвал их обратно, не потребовал клятв — Зартанг не безумец, он не собирался нагнетать ситуацию, ухудшать свое незавидное положение.

Наоборот он делал все для внутреннего примирения. Брат постоянно звал Кассада, Тэйта и дядю на королевский совет, где они заседали вместе с Мейдом Хирунн и его старшим сыном. Кассад на совете отмалчивался, Тэйт откровенно выказывал скуку, дядя Тимон иногда снисходил до обсуждений. Впрочем, оба состоявшихся совета брат посвятил первоочередной нужде. А точнее, как дожить до будущего урожая без голода, без закупок еды на стороне, как лучше устроить морской промысел и побольше наловить рыбы. Лишь напоследок Зартанг вздохнул и сказал всем троим: «Нужно что-то делать с мечами, копьями и доспехами. Мы отдаем ковке оружия много сил».

Покои Тимона раньше строгие и аскетичные с приходом второй жены расцвели и помолодели. В гостиной, а дальше Кассад никогда не заглядывал, на стенах появились небесного цвета гобелены; одинокий стол возле сводчатого окна получил в компанию комод и шкаф для платья. Дядя любил читать за этим столом из горной сосны, подставляя волосы легкому ветерку, дующему из оконной щели. Точь-в-точь, как сегодня, когда они опять собрались поговорить о насущных делах.

Тимон сидел напротив, и Кассад жалел его, пусть даже против воли. Измученное безбородое лицо — все в морщинах, заостренные скулы, впадины под глазами. Или от принятого на себя яда или от природы болезни, а может из-за смерти дорогого брата Тимону стало намного хуже. Он перестал ходить — говорил, что ноги стали бесчувственными и не слушают его, словно чужие. На совет к Зартангу дядю доставляли в носилках, чего он стеснялся, поэтому его или приносили задолго до начала в пустой зал, или он отсиживался в своих покоях до последнего, опаздывая на заседания. Но его ум по-прежнему отточен, будто стило для письма. В уме Тимона Хисанн Кассад и Тейт постоянно нуждались.

Именно к дяде, а не к новому лорду заглянул гонец первым делом. Он прискакал на сменных лошадях поздним утром, торопясь опередить столичный корабль. Нарочный прибыл от тучного лорда Анида Зату — сюзерена Индигова Века. Не то чтобы вести неожиданные, просто очень быстро заявилось новое посольство. Не успел прах отца рассеяться по реке — и, посмотрите-ка, слетаются падальщики!

Кассад чувствовал затаенную ярость — знал, что последние слова короля Хисанн, обращенные к нему, были не просто словами. Отец не давал напутствие, не советовал и, тем более, не говорил в беспамятстве. Он отдавал последний приказ и при кончине жаждал его исполнения. Отец следит за ним издалека, он по-прежнему управляет Кассадом! «Начни войну!» — вот что он завещал ему — младшему сыну.

— Посольство возглавляет Иланна Маурирта. Женщина, — оповестил дядя Тимон. — Она уже приезжала в Скит, и она — не Кимирра.

— Разницы небольшая, — пробурчал Тейт. — Она выразит соболезнование, а потом начнет требовать корабельный лес. Я слышал у Маурирта не хватает новых кораблей для их странствия.

— Вряд ли Иланна будет настаивать на выплате дани. Они не осмелятся. — Дядя Тимон подпер голову обеими руками. — Не говоря уже о том, что дерево перед постройкой корабля должно высохнуть, а времени у Колыбели мало. Ко дню отплытию успеют просохнуть лишь деревья тонка, а не наши сосны, дубы или ясени.