Странный приятель 1 - 4

А потом, стало не до сна. — Почти в полтора раз большая по численности армия Республики Кредон, сдвинулась с места, и медленно, старательно пытаясь сохранить стрелковую линию, двинулась вперед…

Заговорили пушки. С обеих сторон. С того места где находился Ренки с сослуживцами, было мало что видно, и это весьма затрудняло возможность оценить эффективность огня. Однако грохот стоял такой, что говорить нормальным голосом с приятелем находившимся буквально в двух шагах, стало невозможно.

Внезапно на батарее, за которой они располагались, что-то грохнуло, сверкнуло пламя и повалил дым.

— Какого хрена спим! — Выругавшись совсем уж неприлично, рявкнул капрал Доод. — Видите на батарее взрыв? Значит есть раненные. — Первое звено, живо туда. В первую очередь вытаскивать офицеров и унтеров. Где госпиталь все помнят? И если мне покажется что вы недостаточно шустро бежите назад… — Молите богов чтобы следующее ядро разорвало вас в клочья!

Первое звено… Это практически вся банда Готора. — Ренки мгновенно сорвался с места, и первым побежал туда где к небу поднимался черный дым, и слышались какие-то абсолютно нечеловеческие вопли.

— Вероятно ранило верблюда. — Подумал тогда Ренки… Хотя прекрасно знал, что никаких верблюдов, на той батарее не было.

План утвержденный генералом оу Краастом, был великолепен. Обидно только, что противник почему-то не желал ему следовать. — Подошедшая на пару сотен шагов стрелковая линия кредонского воинства, остановилась практически на границе убойного полета пули, и начала неспешно обстреливать тооредаанцев. Которые столь же неторопливо, начали стрелять в ответ.

Грохоту добавилось, равнину затянуло клубами дыма, однако пока обе стороны почти не несли сколько-нибудь серьезных потерь.

… И вот под защитой этого дыма — вместо того чтобы, как то и было положено по плану генерала оу Крааста давить на центр — кредонцы предприняли решительную атаку на оба фланга королевских войск, разом испортив генералу всю битву.

Согласно принятой в те времена тактике — спешить на поле боя никакой необходимости не было. Ибо никакой пользы от той спешки, кроме одного лишь вреда, случиться не могло!

Главное, это сохранить четкое построение войск, не дать солдатам сбиться в кучу и перестрелять друг дружку в клубах дыма, и уж тем более — не позволить им сбежать с поля боя.

Иной раз лучше остановиться под градом пуль неприятеля, чтобы выправить сломавшийся из-за вражеского огня или неровностей рельефа, строй. Чем подойти на рубеж решительной атаки потерявшей всяческое управление толпой.

Именно в этом и состояла главная обязанность офицеров и сержантского состава. — Управлять «Автоматами к мушкету приставленными», как сказал кто-то из великих военачальников прошлого³.

А автоматы, как известно всякому, сведущему в забавной механике человеку — есть предметы неодушевленные, лишь за счет работы разных рычажков, шестеренок и веревочек скрытых внутри, создающие иллюзию некой разумной жизни.

Именно этому и посвящались все долгие часы обучения солдата. — Довести у него до автоматизма определенный набор действий, и намертво вбить в его голову рефлекс слепого подчинения любым приказам командиров… До полного самозабвения и потери человеческих эмоций и желаний… А иначе — под градом пуль и ядер просто не выстоять. Не говоря уж о том, чтобы оказывать какое-то сопротивление врагу. — А это уже прямой путь к поражению.

Так что к тому времени, когда вражеская пехота вплотную подошла к батарее, охраняемой 6-м гренадерским, при которой сейчас каторжная рота числилась санитарами, Ренки со товарищами уже успели дважды сбегать до госпиталя и обратно. Транспортируя раненных туда, и таща обратно на позиции фляжки с водой, которые задыхающиеся в пороховом дыму пушкари, опустошали с пугающей стремительностью.

… Да уж. — Оказалось, что война это совсем не то что представлялось Ренки в мечтаниях. — Пороховой дым, клубами которого все книжные герои столь живописно окутывались во время свершения очередных подвигов — оказался отнюдь не столь романтичен как это описывалось в книгах. — Он разъедал нос, легкие и глаза, заставляя кашлять, чихать, и лить неподобающие герою слезы.

А раненные, так и вообще вели себя абсолютно неподобающе. — Вместо того чтобы стоически пренебрегая болью, воодушевлять своих, еще целых товарищей, словами о мужестве и верности Королю, как то описывалось в романах. — Они визжали, стонали, и дико кричали от боли… слова, которые не то что Королю, но даже и дамам легкого поведения не скажешь, без опасения прослыть грубияном и невежей… А еще они воняли кровью, дерьмом и блевотиной.

Боюсь что и наш Ренки не смог в тот день удержать в себе завтрак, впервые столкнувшись со столь малоприятной стороной воинской жизни. Впрочем, он тут был таким не единственным. — Мало кто из новичков мог «любоваться» на огрызки оторванных конечностей, вывороченные животы, или разорванные в клочья останки, без душевного трепета, и содрогания всего организма… Ибо это было действительно жутко!