Странный генерал

— Ну, — чуть оправившись, сказал Петр, — давай рассказывай все по порядку. Когда приехал-то? Голодный, поди, с дороги?

— Только что перед тобой и прискакал.

— Откуда путь?

— Да с рудника нашего, из Йоганнесбурга.

— Ну-у? Значит, Беллу свою с тестем видел? Уже прыгает Артур на своей сломанной?

— Прыгает. Уж и костылек забросил. Только все же сдал старик, не тот стал. Надломился.

— Годы.

— Годы, — согласился Дмитрий.

— Ну, рассказывай.

— Да подожди ты, дай на тебя погляжу… Коммандантом, выходит, стал?

— А что, негож?

— В самый раз.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись — просто так, беспричинно.

— Дик! — окликнул кто-то. — Ты спрашивал Брюгелей — вон идут.

К ним приближались Агата Брюгель и ее внук Франс. Его Дмитрий сначала и не узнал: так возмужал и раздался в плечах этот парень. Агата, ссохшаяся, но еще прямая, подойдя, поклонилась и сказала:

— Я уже знаю, Дик, люди передавали, но все же ты расскажи мне, ведь ты был рядом.

— Садитесь, тетушка Агата.

— Нет, Дик. Рассказывай.

Молча, с застывшим лицом, лишь опустив глаза и не подняв их до конца рассказа, выслушала она, как ее муж решил остаться в лагере Кронье, как долгую, тяжелую неделю отбивались они от наседавших англичан, как жгли и крошили лагерь вражеские снаряды, как геройски, спасая жизнь Кронье, погиб Клаус и как принял смерть муж ее Гуго Брюгель. Не шелохнувшись, чуть покусывая губу под пробивающимися усами, стоял рядом Франс — ее последняя кровинка, внук. Они и не заметили, как плотным кольцом окружили их боевые друзья павших, бородатые пропотевшие буры с кирками и лопатами — только что рыли окопы.

— Да! — спохватился Дмитрий. — Я сейчас! — и бросился к палатке.

Он вернулся с роером, старинным, дедовским ружьем Брюгеля.

— Вот, — тихо молвил Дмитрий. — Ведь он не раз говорил… он хотел, чтобы это ружье осталось в верных руках, — и посмотрел на Франса.

— Дай, — беззвучно сказала Агата и протянула прямые, как палки, руки.

Дмитрий бережно подал ружье. Она приняла его и поднесла к лицу. Сухие губы прильнули к шестигранному, запятнанному ржавчиной и кровью стволу.

— Возьми. — Старуха повернулась к внуку; он принял роер, ее руки бессильно упали. — Спасибо тебе, Дик.

— Спасибо, — как эхо повторил Франс.

Они пошли к своему фургону, и буры, расступаясь перед ними, молчали. Никто не сказал Франсу слов о мести за деда и отца: зачем напоминать человеку, что он должен дышать?..

Расходились буры насупленные и сосредоточенные. Через несколько минут уже вдалбливались в неподатливую землю горного склона кирки, вгрызались лопаты, сжатые в мозолистых фермерских руках.

— Мить, ты передохни пока, я пройдусь, посмотрю, как ложементы роют, — сказал Петр.

— Давай, дело командирское, а я к лошадям схожу.

Петр обошел позицию коммандо, еще раз выверил секторы обстрела, уточнил с фельдкорнетами расположение второй и третьей линий окопов, заглянул к артиллеристам, потом прошел в лесок, где укрывали лошадей, и часть коногонов отправил на рытье траншей. Всюду люди были деловиты и молчаливы. Небо было ясное, солнечное, а во всем ощущалось приближение чего-то грозного и тягостного.

— Питер, ты велел бы разжечь большие костры, нагреть воды в котлах, — сказал Антонис Мемлинг. — Перед хорошим боем белье бы сменить.

— Рано помирать собрался, — буркнул Петр.

— Помирать не помирать, а в чистом-то лучше.

В суровые эти минуты расплывшееся от улыбки лицо Каамо показалось Петру странным: очень уж оно не соответствовало обстановке.

— Ты чего? — недовольно спросил он, глядя на запыхавшегося дружка.

— Идем перьмень есть.

— Чего-о?

— Русская перьмень. Я сам стряпал. Готова. Дик ждет…

Они устроились у небольшого костерка в лощине за кущей чахлых мимоз.

— По такому поводу и чарку бы можно пропустить, — сказал Петр.

— Даже обязательно! — Дмитрий с готовностью потянулся к фляге.

Они ели и поглядывали друг на дружку: соскучились.

— Ну, расскажи, как там дела-то у нас на руднике, — попросил Петр.

— Да какие уж там дела! Стоит рудник, все замерло. А дома тишь. Привез я Эмму Густавовну, так они с Беллой приданое моему наследнику готовят. В ноябре на крестины тебя позову. Старик, тот скучает без дела. А рудничок наш готовится подорвать. Не хочет англичанам оставлять. Вот как мы дрогнем здесь — считай, шахтам конец.

— Дрогнуть не дрогнем, а отступить придется, — спокойно сказал Петр. — Робертса нам здесь не удержать.

— Но все же… продержаться бы… Давай-ка еще по одной…

Доедали последние пельмени, когда рявкнул снаряд и зеленоватое облако лиддитового дыма вспухло неподалеку. Потом разрывы взметнулись стеной.

— Хорошо, перекусить успели, — сказал Дмитрий, обтирая ложку и пряча ее за сапог.

3

С утра дул сильный юго-восточный ветер. Он срывался, должно быть, со снежных вершин Катламбы, — столько было в нем холода. Но Мориц не взял с собой ни карос, ни куртку: это было бы подозрительно. «Куда это ты направляешься, Мориц?» — спросили бы у него, заметив теплую одежду. А знать куда, не должен никто.