Странный генерал

— Хэ! — откликнулся Солодянкин, как раз набивавший трубку табаком. — Много твои староверы смыслят! Картошка хлебу присошка. А что кофия касается, скажу я вам, наипервейший напиток. Вот Ахметка его у нас готовил на Капказе. Выпил чашку — богатырь, выпил три — прям-таки царем себя ощущаешь.

— Оно по тебе видно. — Евсеич даже хохотнул.

Подошли его сыновья с женами.

Старший, только что выбравшийся из дудки, был весь мокрый.

— Вода долит — спасу нет, — сказал он. — Придется, батя, чуть поодаль бить.

— Вода не огнь, терпеть можно. — Старик со злостью прихлопнул на шее комара. — Готово у тебя, что ли, Иваныч?

— У меня ать-два — и произведено. Хлебово, скажу вам, чисто генеральское. Видите, — Солодянкин повернулся к Петру и Дмитрию, — фуражиром меня к себе приспособил приятель-то. Он, брат, знает, куда кого приспособить. Ну, и я свое дело знаю, солдат не промах. — Крутнув сивый ус, Солодянкин подмигнул и, запустив руку под обомшелый камень, вытащил штоф водки.

— Заметно, что не промах, — насупился Евсеич: бутылка была уже почата.

— Нога же, — сморщился солдат. — Нету ее, почитай, уже пятнадцать годов, под Карсом-крепостью в семьдесят седьмом оставил, а болит, стерва, и болит.

— Ну… — Евсеич двуперстием перекрестил нос и отхлебнул из кружки.

Ели истово и, не передохнув, опять ушли к дудке и вашгерду. У костра остались лишь старый солдат да два друга.

— Видать, подходящее золотишко-то, — задумчиво сказал Петр.

— Видать, — согласился Дмитрий. — И в воскресенье, в божий день, робят, и вода им «не огнь». Богатимое место. Как считаешь, дядя Ефим?

Солодянкин поскреб затылок, потянулся.

— Кто его знает. Туман он и есть туман. Он и сынам-то всего не кажет… А золотишко, я полагаю, такое: доль[4] десять на пуд.

— Ух, язви те!.. — Дмитрий поцокал. — Что ни десять пудов — золотник? Подходяще.

— А иначе бы он разве водочку разрешил?.. Только, скажу я вам, ребята, это тоже не золото. Вот есть такая страна — Африка. До нее я, правда, не доходил, врать не стану. Люди сказывали. За турецким морем она. И есть в ней город Египет. Вот там — просто ужас сколько золота. Ходят по нему, ногами ходят, а достать не умеют, толку нет. Известно — турки.

— Ну-у? — У Дмитрия округлился рот.

— В Африке, дядя Ефим, не турки — африканцы живут, негры, — сказал Петр.

— Яйца курицу не учат! — Солодянкин сердито полыхал трубкой. — Знаю, что африканцы. Арапы — прозвание. Ну, они, значит, навроде турков, одной веры. Алла бусмилла — слыхал? Магометаны. Ну, только не в них дело. Ты до сути дойди. Золото, говорю, неимоверное. Небывалое золото. Была бы нога у меня, дак я… Эх, что толковать! Вон вы бугаи какие, ноги бы в руки — да айда. И себе наковыряли бы — больше не хочу, и людей бы темных научили. Они прям-таки, говорю, по золоту ходят, а сами проживают в бедности.

— На сказку похоже, — недоверчиво сказал Дмитрий.

— Верно, Митя, — упер ему в грудь обрубок пальца Солодянкин, — так и люди говорят: истинно сказачно! Однако не только золото — всё там на особицу. Самоцветы, сказывают, ну вот просто как у нас галечка. Повсюдно. Ребятишки ими, как обнаковенно камешками, играются. Фрукты — там тебе яблоки, груши всякие, канпот — это и за фрукты не считают, просто в лесу растут, как у нас вон шишки. Истинно райская земля! А еще, скажу я вам, ребята…

— Иваныч! — сердито закричал от вашгерда старик Туман. — Где вторая банка с ртутью? Всё лясы точишь, а дело стоять будет?

— Сейчас! Ох, наклеит он мне! Куда я ее, проклятую, засунул?.. Сейчас! — Припадая на деревянную култышку, Солодянкин заспешил к Евсеичу.

Дмитрий проводил его все еще оторопелым, растревоженно-удивленным взглядом, крякнул:

— Горазд врать старик.

— А он ведь не все врет, — откликнулся Петр. — Одна половина — брехня, вторая — правда.

— Это которая же половина правда?

— Вот этого не знаю. Перемешано у него все.

— Н-да. — Дмитрий хмыкнул, зачем-то ощупал трубку, забытую солдатом, и задумчиво склонился над костром.

Петр отвалился на спину, заложил руки под голову. Трава пахла жизнью и привольем. Неторопко, плавно покачивались в небе над головой верхушки сосен, царапали высокие пушистые облака. Облака рвались, и тогда распахивалось яркое голубое бездонье. «А над Африкой — там какое небо?» — подумал Петр. Он прикрыл глаза, но облака продолжали ходить над ним и курчавиться, только теперь они сделались черными. «А море — какое?» Представить его он не мог. Вспоминалась лишь картинка из какой-то книжки, море на ней было игрушечно-лаковое. Море покачивалось. Оно было ласковое и теплое… Петр заснул…

3

Арсений Владимирович, инженер, выйдя из конторы, остановился на крыльце, лениво оглядывая заводскую улицу. Была суббота, впереди маячил пустой вечер, и Арсений Владимирович размышлял, пойти ли сегодня на преферанс к отцу Ипату или заложить лошадку да катануть в Екатеринбург.

— Дозвольте, господин инженер, если время есть, спросить вас кое о чем, — прозвучал совсем рядом звонкий, уверенный баритон.