Странный генерал

Хозяйство за интендантом числилось немалое, однако никаких бумажек он не признавал и обходился без них великолепно. Не торопясь, обстоятельно и точно Антонис поведал командующему о состоянии дел на складах и в стадах. Все было совсем не плохо, пожалуй лучше, чем ожидал Петр. Мемлинг посетовал лишь на нехватку динамита и пороха: маленький пороховой заводик, остававшийся в руках буров, никак не мог полностью обеспечить необходимым припасом северные армии.

— Этого добра тебе Питерс подбросит, — подмигнул Мемлингу Ян. — Генерал наш, как я понимаю, снова хочет зажать Торнейкрофта.

— Нужны фуры? Когда? — деловито осведомился Антонис; к пополнениям хозяйства за счет противника он привык.

Петр с любовной усмешкой глянул на него:

— Медведь медведем, а соображает быстренько… Думаю, что фурами обойдемся английскими. Разве что в стычке поковеркаем часть их, так держи с десяток готовыми на всякий случай. Детали уточним вечером, подъедут комманданты. Только вот что мы получим от Торнейкрофта, я пока не знаю.

— Мне бы еще седел с полсотни. А?

Ян рассмеялся:

— Во время обеда приходит аппетит!

— Насчет седел надо потрясти своих, — сказал Петр. — Буры народ запасливый, найдут.

В дверь просунулась острая седая бородка.

— Можно к вам, господин генерал?

Это был Гуго Велинг, здешний, линксдорпский фермер, старый, опытный воин.

— Что так официально? — прищурился Петр. — Входи, дядя Гуго… Ого, да ты всем семейством!

Вслед за тщедушным одноглазым Велингом в дверь протиснулись два молодых бура, не в отца статных и рослых. Сняв шляпы, они остановились у порога. Велинг прошел к столу.

— Садись, дядя Гуго.

— Спасибо, я постою. Дело короткое. Видишь ли, Питер… Ты знаешь, я воюю со всей душой. Сыны мои тоже тебе известны. Они свое ратное дело исполняют так, как я их научил. Неплохо исполняют. Верно я говорю?

— Все верно, дядя Гуго.

— Пожалуй, я все-таки присяду.

Теребя поля шляпы, он опустился на краешек стула, обвел всех в комнате робким, просящим взглядом, кашлянул.

— Вот и люди скажут: Велинги свой долг знают, они всегда…

— Все правильно, дядя Гуго, да к чему ты клонишь?

Старик опять кашлянул, помолчал напряженно, потом резко вздернул бородку:

— Решил я, Питер. Ухожу с детьми домой. Отвоевали.

В комнате стало очень тихо. Петр вроде и не шевелился, а под ним скрипнула половица. Первым заговорил Антонис.

— Что же это получается? — Он тоже обвел всех сумрачным взглядом. — Воюем хорошо, — значит, надо домой? Чепуха это получается! Все мы вроде воюем хорошо, — значит, всем надо по домам?

Гуго Велинг сердито повел острым плечом, сверкнул на Антониса глазом, закричал:

— Тебе бы, Мемлинг, лучше помолчать! Всем известно, что ты почти байвонер, своей-то земли у тебя — курицам тесно, а у меня семь тысяч моргов! Сердце у меня за землю изболелось.

— Ты не ори на меня, дядя Гуго. Семь тысяч! Тебе, выходит, еще нужнее, чем мне, стоять насмерть за свою землю.

— А уж это я сам распоряжусь своей землей, не учи, еще молод! И жизнью своей распоряжусь, и смертью. Пусть даже англичане сгноят меня в лагере или вздернут, земля все одно моей будет, сынам останется. Вот так я решил.

Теперь он посмотрел на Петра, посмотрел вызывающе, с задором. Парни сконфуженно мялись у двери.

— Что ж, — тихо молвил Петр, — неволить не могу, — и, не зная, что еще сказать, потянулся к трубке.

Велинг разом смяк, ссутулился, бородка его сникла.

— Я бы всей душой, — забормотал он, — и дети тоже, но невозможно дальше. Я, как видишь, честно, не тайком, не как-нибудь, я прямо к тебе, Питер…

— Хорошо, дядя Гуго. Все сказано. Прощай.

Старик еще потоптался у стола, отер о штанину руку, должно быть, хотел подать ее Петру, не подал, натянул шляпу и двинулся к выходу. На пороге вырос Каамо. Велинг небрежно отстранил его плечом, опять вздернул бороденку и вышел.

— Там коммандант Диппенбек, — сказал Каамо.

Петр угрюмо молчал.

— Мне не нравится этот старик Велинг, — пробурчал Антонис. — Как бы он не пошел на подлость, чтобы выгородить себя перед англичанами.

— Ну-у, — укоризненно протянул Ян.

— Я говорю, там коммандант Диппенбек…

— Что же ты стоишь столбом? — неожиданно рявкнул на Каамо Петр. — Проси его.

Но Ганс Диппенбек, командир преторийского коммандо, без приглашения уже переступал порог. Дородный, грузный, он не спеша перекрестился, потом отвесил всем поклон, обменялся с Петром рукопожатием и, тяжко опустившись на стул, большим красным платком вытер с лица пот.

— Торопился, — сказал он. — Воевать, генерал, будем? Что-то вы тут все невеселые. Плохие вести?

— Вести нормальные. Хорошие вести. — Петр рассеянно перебирал бумаги на столе. — А скажите, Диппенбек, как у вас люди в коммандо, не поговаривают, что пора по домам?

Коммандант хмыкнул и снова утерся платком.

— Что тут поговаривать? Конечно, хорошо бы по домам, да еще не время. Кое-кто ушел, ну и бог с ними. Опять же и новые бойцы пристали. Вот и получается так на так — нас все столько же… Поесть бы, генерал, после дороги. На пустой желудок у меня голова варит плохо.

Петр невольно улыбнулся: еда для Диппенбека всегда была главным и, похоже, единственным удовольствием…