Зима. Холодно. На улице свистит ветер и гонит по селу жёсткую колючую крупу. Я – ученик пятого класса восьмилетней школы, сижу на табуретке около окна и пальцем протаиваю на замороженном стекле маленькие лунки, чтобы через них посмотреть на улицу в направлении Крюковской дороги. Крюковка – это моя деревня, в семи километрах отсюда. А я нахожусь в Фёдоровке, учусь в школе и стою, вместе с сестрой, в зимнее время, на квартире у своей тётки, которую мы зовём Няней.
Мне, говорят, повезло – я живу у родственников. А мне от этого не лучше. Домой хочется и я вместо того, чтобы учить уроки, смотрю и смотрю в протаянную лунку на дорогу между домами на той стороне улицы – не едут ли родители. Нет – не едут, не скрипят полозья саней, не фыркает карий мерин, не скрипят в сенцах промёрзшие валенки отца. Моя лунка потихоньку затягивается ледешком, затуманивается и я вижу уже в ней не дорогу меж домами, а какие-то странные фантастические образы, которые вдруг оживают и начинают дразнить меня: «не приедут, не приедут, не приедут.» Я снова протаиваю в лунке образовавшуюся наледь и мерзкие рожи исчезают, а вместо них, прямо напротив вижу дом дядя Яши.
Дядя Яша живёт один, а если точнее – то вдвоём, с непутёвой дочерью. Только, когда он живёт один, а когда вдвоём никто не знает. Дочь постоянно выходит замуж, уезжает куда-то, затем снова появляется и снова исчезает. А дядя Яша живёт, как и жил: задаёт корове сено, расчищает лопатой снег, проделывает в сугробе дорожку к колодцу и ещё он подолгу с кем – нибудь из прохожих разговаривает и потому знает все деревенские новости. По вечерам он приходит к нам. К этому все привыкли, хотя баба Даша – свекровь моей тётки, услышав в коридоре знакомое покашливание, ворчит по-доброму: «Вот, опять тащится… Сидел бы дома на печи и сидел».
По-доброму может ворчать только баба Даша. У нее это здорово получается, ведь я знаю – она ни капельки не сердится на дядю Яшу и даже жалеет его, а вот чтобы не поворчать, никак не может. Я только не понимаю – почему они всегда потихонечку бранятся с моей тёткой. То из-за сковородки, что не там стоит, то из-за какого-нибудь ведра. При этом баба Даша всегда смотрит на нас с сестрой, как бы ища поддержки, и часто повторяет: «Нет, не угодишь, никак не угодишь» и, всплёскивая руками, хлопает ими по бёдрам.
Вообще, они по-крупному не скандалят, а так, ворчат от скуки. Внуков у бабы Даши нет – один сын и сноха. Нас с сестрой баба Даша любит. Я это чувствую. А ещё, на селе, я знаю, бабу Дашу зовут колдуньей. У неё чёрные с проседью волосы и такие же чёрные глаза. По рассказам я знал, что колдуны все злые, недобрые люди, а баба Даша, какая же она колдунья, когда она о нас так заботится!
И не только о нас она заботится, а как увидит в окно, что какой-то кульдюшонок, не по погоде одет, так обязательно это дело постарается исправить. Выйдет, остановит, спросит: «Дома ли родители?..» и так далее. Нет, таких колдунов не бывает. И зря одноклассники говорят, что пятёрку по литературе мне баба Даша наколдовала. Врут всё. Мне литература даётся, они этого ещё не поняли. А если бы знали, то и о колдовстве бы не говорили. А «кульдюшатами» баба Даша всех зовёт, кто в младших классах учится.
Я сижу у окна и по-прежнему смотрю в проталину. Смеркается. Уже тёмным пятном смотрится дяди Яшин дом, но старик ещё со двора не уходит, что-то там копошится, только видно на белом снегу мельтешит его высокая сгорбленная фигура, да торчат в разные стороны уши от шапки. Я знаю – дядя Яша так будет копаться до позднего вечера, чтобы потом сразу прийти к нам.
Я люблю дядю Яшу, он добрый и не совсем старый. Я сижу и думаю о том, что вот если бы он посватался к бабе Даше, то, наверное, ладно бы жили. Баба Даша никогда не забывает угостить его блинами или ещё чем. Мне всегда кажется, что они друг другом премного довольны. Было бы очень хорошо, если б они вдвоём жили напротив нас, и мы бы ходили к ним. Но, почему-то время идёт, а ничего в этом плане не происходит. Я знаю, что у бабы Даши муж погиб на войне и она после ни разу замуж не выходила, хотя её и сватали, боялась за сына.
Немного погодя пришёл с фермы Братка, это муж моей тётки. Его в деревне любят все: и взрослые, и дети, и старики. И в соседних сёлах тоже любят. «Сейчас будет проверять тетрадки»,– думаю я. Эта процедура всегда немного омрачает вечер. Но вот приходит дядя Яша и всё внимание переключается на него, про меня забывают.
Дядя Яша долго в сенях обметает веником валенки от снега, потом стучит ими друг о дружку, затем, пригнувшись, входит в низкую дверь и садится у печки на приступок. Это его излюбленное место. Отсюда он потом медленно начинает перекочёввывать ближе к столу и останавливается на уровне печного чела. Здесь он, держась за задоргу, потихоньку разоблачается, садится на пол и подсовывает под себя свою незабвенную шапку. Сколько ему раз говорили, что надо раздеться – не соглашается. Сидит молча и смотрит, иногда кивает, или дакает, поддерживая таким образом разговор, и не больше.