Странники в ночи

«— События, показанные в фильме, по-видимому, относятся к 1958 году. Летом того года в Риме снимали сложные и дорогостоящие американские фильмы. Это вызвало ажиотаж среди тех, кого теперь называют не иначе как „папарацци“. Их самая желанная добыча? Король Фарук и его спутницы; Ава Гарднер и Тони Франчоза; Анита Экберг и ее муж Энтони Стил. Кроме того, в октябре 1958 года умер Пий XII. После кончины этого унылого понтифика ночная жизнь в Риме приобрела бешеный размах.

— Альбертини говорит: когда Феллини показывает сцены частной жизни, это не хроника, это его версия. Так вот, по крайней мере в одном эта версия ошибочна: римские интеллектуалы далеко не так тяжело ворочают мозгами, они не такие экзистенциалисты, не такие „немцы“, как герой Алена Кюни.

— Мастроянни относится к Аните Экберг весьма иронически. Сцену, когда они купаются в фонтане Треви, пришлось снимать восемь или девять ночей. Дело было в марте, и Мастроянни под костюм надел резиновый комбинезон аквалангиста, вдобавок он то и дело согревался водкой, а вот Анита Экберг, бывшая Мисс Мальмё, казалось, была совершенно нечувствительна к холоду. Обитатели домов на площади сдавали свои балконы любопытным.

— Альбертини обращает мое внимание на то, что каждый эпизод фильма заканчивается на рассвете. „Сладкая жизнь“ — это утра, следующие одно за другим.

— Альбертини вместе с некоторыми посвященными пригласили посмотреть первую склейку, до озвучивания. По его мнению, это было очень интересно. Слышался голос Феллини, отдававшего команды в рупор, каждый из актеров говорил на родном языке, а на площадке все время звучала песня Курта Вайля о Мэкки-Ноже. То что Феллини, желая воодушевить актеров, выбрал именно эту музыку, свидетельствовало, по мнению Альбертини, о его стремлении воссоздать атмосферу Веймарской республики. Творения придворных художников, говорит Альбертини, таких, как Сен-Симон или Гойя, всегда полны трагизма. Салоны превращаются в аквариумы, драпировки — в решетки. Феллини — придворный художник.

— От многих приходится слышать, что отдельные сцены фильма напоминают праздники у князя Бьондани. Эти разговоры дошли до князя, который якобы высказался так: „Знатному человеку важны события, а его лакею — повод для сплетен ^“.

— По мнению Альбертини, достовернее всего Феллини удалось показать „журналистское сафари“. Сегодня фотографы больше всего стремятся запечатлеть человека в момент, когда он испытывает страдания (сверкание вспышки, рука, поднятая, чтобы заслониться, гримаса боли). Главное — не портрет, а эффект неожиданности. Но от страданий не так уж далеко до смерти. В условиях гражданского мира папарацци хотят найти шокирующие сюжеты, подобные тем, что Роберт Капа снимал во время войны в Испании. Самый желанный трофей — это фотография умирающего. И они его получили — у них появилась возможность сфотографировать Пия XII на смертном одре».

Очень интересная статья Моравиа. Он говорит, что в «Сладкой жизни» чувствуется «александрийский» дух: сексуальная распущенность, иррационализм, жестокость, космополитизм, скрытый мистицизм, жажда запретных удовольствий, эстетизм, бесплодие.

3 июня 1960 года

Я прослушиваю магнитофонную ленту, на которую десять дней назад записал разговор с Тиной.

— Что ты делала вчера ночью?

— Ничего. Заехала в «Кафе де Пари». Там был один берлинский кутюрье, Ули Рихтер. И еще две девушки.

— Кто такие?

— Не знаю. Одна итальянка в жемчужном ожерелье. Другая — тоже итальянка.

— Как она выглядела?

— Я забыла. Помню только крупный жемчуг на той, другой.

— И куда вы пошли потом?

— У него была машина. Он повез нас на вечеринку.

— А что было на вечеринке?

— Все танцевали ча-ча-ча.

— Тебе там было хорошо?

— Как всегда. Все кругом веселились.

— Тебе тоже было весело?

— Не знаю. Я просто была там.

— Ты танцевала?

— Да.

— С кем?

— С Ули.

— Только с ним?

— Нет, с другими тоже. Они здорово танцевали.

— А две итальянки?

— Они куда-то делись. Я их больше не видела.

— Неужели ты весь вечер танцевала?

— Да. Почти весь. А потом подсела за какой-то стол.

— Кто сидел за этим столом?

— Какие-то незнакомые люди.

— Они с тобой говорили?

— Да, один тип пытался поговорить.

— И что?

— Я его не слушала. Он мне не понравился.

— Почему?

— Ну, такой надоедливый. Противный.

— Что это значит — «противный»?

— Некрасивый.

— Тебе не нравятся некрасивые мужчины?

— Да.

— Но тебе хочется, чтобы они на тебя смотрели?

— Да.

— Тебе это нравится?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. С одной стороны, хочется от них спрятаться, а с другой — хочется, чтобы они на меня смотрели.

— Нравится, когда на тебя смотрят?

— Да.

— Закрой глаза. Что ты видишь?

— Закрыла. Ничего не видно.

— Ничего?

— Только какие-то линии. И точки.

— Попробуй подумать о чем-нибудь.

— О'кей, попробую. Я думаю, о том, что сегодня было очень жарко. Я слышу, как заводится и отъезжает машина.

— И все?

— Подожди. Возьми меня за руку, Джек.

— Взял.

— Я чувствую твою руку. И думаю: хорошо быть в Риме с тобой.

— Правда?

— Правда.

— Можешь открыть глаза. Что ты чувствуешь, когда на тебя смотрят?

— Это меня возбуждает.

— В самом деле?

— Да.

— И ты это показываешь?

— Нет.