Страницы незримых поединков

Лобов (опять наугад, на арапа — его уже, что называется, несло) назвал фамилию хозяина форштадтского подворья, вокруг которого особенно густо вилась всякая подозрительная «мошкара».

— Что вам угодно? — наконец глухо проговорили по ту сторону двери.

— Болваны! — бешеным шепотом закричал Лобов. — К-конспираторы! Вы держите меня на крыльце черт знает сколько! Рискуете сами и меня подвергаете страшному риску!..

Сердце страшно колотилось, в горле от доцветающей, тленной сирени першило, откуда-то из глубины груди поднимался кашель, и он не выдержал, закашлял глухо, мучительно и сквозь приступы его услыхал, как щелкнул английский замок и хрустнула дверная цепочка. Дверь отворилась.

— Входите же… быстрее, — услыхал он недовольный голос. — С кем имею честь?

Шагнув в пахнущую лекарствами темную прихожую, Лобов, подавляя кашель, тихо сказал:

— Председатель губчека Лобов… Ваш дом, Крылович, окружен. Так что давайте без шума и без паники. Посторонние в доме есть?

В открытые двери уже бесшумно входили чекисты.

Крыловичу был предъявлен ордер на обыск и арест, привели понятых. У хозяина квартиры долго был такой вид, будто его только что оторвали от сладкого сна и он никак не может понять, что вокруг него происходит. Жена Крыловича, кутаясь в шаль, оцепенело смотрела на абажур подвесной керосиновой лампы. Лицо ее казалось зеленым.

Обыск провели быстро и тщательно. В тайнике обнаружили списки части заговорщиков, адреса неизвестных чекистам явочных квартир. Тотчас же по ним были отправлены группы захвата. К утру в губчека стали стекаться сведения о проведенной в эту ночь операции. Обыски и аресты провели по всему городу, в том числе и у братьев Червяковых. Особенно богатый «улов» дал Форштадт: арестовано свыше сорока человек, изъята переписка с дутовским и другими белогвардейскими центрами страны, обнаружено офицерское снаряжение, около шестидесяти винтовок, личное оружие, шашки, гранаты, взрывчатка и другие боеприпасы.

В эту ночь и потом весь день Иван Федорович так и не сумел выкроить несколько часов для сна. Началось следствие, шли допросы, вырисовывалась картина белогвардейского, белоказачьего подполья в Оренбурге.

Контрреволюционная организация стала сколачиваться в первые же дни установления Советской власти в городе. Основным поставщиком «кадров» было белогвардейское офицерство. Бывшие профессиональные военные бывшей царской армии так и называли себя — «организация господ офицеров Оренбурга». Вербовка велась интенсивно; новобранцев принимали из числа тех, кто укрывался, оставшись в городе; пополнение шло прямиком из частей дутовских и других белогвардейских армий.

Вот одно из свидетельств. Допрашивался штабс-капитан Крашенинников.

— Когда вы прибыли в Оренбург? С какой целью?

— В Оренбург я прибыл в начале февраля 1918 года. Мне поручено установить связи с офицерскими организациями, мы знали, их в городе немало.

— Кто вам давал такое поручение?

— Задание мне дал бывший командир корпуса генерал Келлер. Одну из офицерских организаций я нашел довольно-таки быстро. В городе у меня были товарищи, давние мои знакомые, офицеры, — бывшие теперь, конечно, — братья Костелевы. В соответствии с инструкциями, полученными мною, мы установили контакты с другими группами, координировали наши действия, вовлекали в нашу работу проверенных, надежных людей…

Следственные материалы показали, что в городе складывалась благоприятная обстановка для проникновения и укрытия белогвардейцев. Этому способствовали родственные связи форштадтских казаков с дутовскими белоказаками, плохо поставленная до сих пор контрразведка, недостатки в службе патрулирования, проверки и установления подозреваемых личностей. Несомненно, все это было на руку врагу.

Использовали дутовцы и такой прием. Под видом раскаявшихся в Оренбург вернулась целая группа казаков. Они заявили о своей приверженности Советской власти. Возглавлял эту группу Никифор Семенищев, у которого в пригороде был свой дом.

Кроме офицеров и белоказаков в подполье входили различные чиновники, представители карательных органов, бывшей царской охранки, буржуазная интеллигенция. Кроме того, монархисты, кадеты, правые эсеры и прочие «социалисты» — всех их объединила лютая ненависть к Советской власти. У правых эсеров, например, боевая группа насчитывала около 50 человек.

— Словом, — подвел на одном из оперативных совещаний предварительные итоги Лобов, — контрреволюционная организация в нашем городе создала вполне дееспособную боевую структуру, хорошо продуманный план действий, запасы оружия, отлаженную связь с дутовскими подразделениями. Из всего этого нам нужно извлечь и хорошенько запомнить урок, который состоит, пожалуй, не столько в том, чтобы «взять» подполье накануне его выступления, сколько в том, чтобы не дать возможности ему организоваться, сплотиться, окрепнуть.