Страна Живых

Ольга Николаевна действительно пила и не пьянела. Она с легкой тревогой поглядывала на Настю. Год назад над девчонкой страшно надругались бандиты, едва осталась жива. С тех пор мужиков чуждалась как огня, постоянно была в стрессе, похоже, помышляла о самоубийстве. А сейчас напротив, весела, возбуждена до крайности, даже обнялась с Андреем – в шутку, конечно, но ведь не боится! А ручонки-то дрожат… Алексеева цокнула языком, сморщила носик, ладно, никто не заметит в темноте. «Так, если девчонка приготовилась что-то сделать с собой в ее смену…»

«А вдруг она уже это сделала?»

А Семенов в эту ночь действительно надрался. Нет, под стол он не свалился, но реакция притупилась, и происходящее он осознавал лишь частично. Пришел вызов из приемника, Алексеева с Машей рванули вниз, за ними помчался с реанимационным чемоданчиком Андрей, а он все сидел со стаканом в руке. Сообразив, наконец, что из-за ерунды никто в новогоднюю ночь в приемное отделение не припрется, он передал отделение Ольге, а сам рванул вниз прямо по лестнице, не дожидаясь лифта.

В приемнике стоял душераздирающий вой. В одном из боксов, облицованном кафельной плиткой «Та еще акустика, бьет прямо по нервам», на кушетке корчился от боли какой-то маленький человек, спьяну Семенов не мог отделаться от ощущения, что это не то старичок-боровичок, не то собака. Пахло мокрой псиной и горелым мясом, от этих запахов Семенов мгновенно и абсолютно протрезвел.

Обгорелый свитер был уже распорот, Ольга Николаевна входила в вену, Маша держала локтевой сгиб чуть ли не на профессиональном болевом захвате. Все работали очень быстро, держали извивающееся тело, не глядя по сторонам, что-то безостановочно передавали друг другу.

Семенов никак не мог сконцентрироваться из-за ужасного хриплого воя. Больше всего его поразило поведение Алексеевой. Ледяная стерва, способная острить, склоняясь над располосованными телами, была явно не в себе. Ее руки дрожали, голос прерывался, она говорила что-то, взяла у Маши шприц, «они делают промедол с кетамином? Общий наркоз вот так, с ходу?», начала вводить лекарство. Вой мгновенно прекратился, наркоз подействовал, существо перестало биться и перешло на обычный детский плач с подвыванием, постепенно переходящий в храп.

Андрей вставлял воздуховод, Коновалов рассекал остатки одежды, четко командовал своими, похоже, вспомнил Африку, это он всегда так меняется, вместо кафедрального царедворца – врач-наемник, командир от Бога.

– На хрен повязки, потом с мясом их отдирать, полей фурацилином, а здесь синтомицинкой. Это на пластику, надо переводить, и вызывай перевозку с реанимобилем. Ну что старушка, трезвая? – обратился он к Алексеевой.

– Мы пьем, но не пьянеем, – произнесла Ольга Николаевна, но носик уже не морщила.

– Сколько ему лет? – шепотом спросил Семенов.

– Двенадцать, – всхлипнула Маша, – он поправится?

– Атаманом будет, – Алексеева сглотнула слюну, искоса взглянула на Коновалова.

Тот уже был непробиваемо спокоен, диктовал стажеру переводной эпикриз.

Глава шестая

Мы знакомимся с Шалым и Кедром. Перспективы Олега Москаева выйти из комы.

Небытие.

– А, рэкетир, привет! Ты еще живой? Вот повезло, а я и недели не продержался. Шоковая почка, некорригируемая инфузией адреналина гипотензия, дальше не дочитал – почерк неразборчивый. Нет, ну ты мне объясни, вот на меня всем было на…рать, а за тобой, как за королем ухаживают. Даже зонд для кормления суют просто виртуозно! Кстати, я посмотрел, сердобольные сестрички тебе свои котлетки в больничную бурду подмешивают, цени!

– Ну, он же у нас красавчик. Слушай, Шалый, а ты как в холодильное угодил?

– Недосчитал я что-то. Кто-то меня с двух стволов АКМ-ов изрешетил в капусту. Помню, на операции, зависаю я, значит над столом, возле лампы, эти рукосуи как вскрыли брюшную полость, так сначала матюгами по мою душу, потом стрелков этих помянули за излишнее расходование боекомплекта, а потом уже Калашникова – с уважением. Вот машина, со ста метров, через мотор, через багажник, через спинку кресла – поразительная кучность! Кстати, Кедр, а ты почему здесь?

– Третьего дня отмучился. Посидел на спинке коечки, посмотрел на сестричку Настеньку, ребятушки уже мое тело отвезли, коечку промыли, аппарат на стерилизацию поставили… Нет, я без обид, все было с уважением… Посидел, покружил, не могу никуда двигаться. Стар я уже, душой состарился! А вот Олежек действительно тут уже давно лежит, я к нему. Он ведь стабилизировался, вот и подключичку убрали, инфузий практически нет, так, антибиотики да гепарин.

– Кедр, а у тебя семья есть?