Тут на краю глаза, коротко мигнув, материализовался Джозеф, двоюродный брат жены Рустама, качнул лезвием клюва и сказал, что к ним, в новоделийское их хозяйство постучался человечек, военный, сильно напуганный - и сказал, что были у них движения, и что по всей южной линии бродит слух, будто бы на самом-самом верху, неупоминаемо кто был не прочь прирасти одним из Пакистанов, но совсем-совсем не тем... беда в том, что этот не тот можно было взять миром, при минимальном умении, а кое-кому из армейских хотелось отличиться, очень хотелось - и они попробовали сыграть наоборот...
Знать бы точно, что там творится. Что делать – ложиться на дно и лежать тихо или, напротив, взмыть соколом и нестись к Золотому с клекотом: вот они, негодяи, вот кто желал зла стальному проекту, а, значит, благосостоянию и процветанию Турана!
Оглянулся вокруг, впервые за последние полтора часа осознал наличие кабинета, кресла, стола, вспомнил, что информация поступает не прямо в мозг - а на экраны. Термостакан чуть подсоленной воды на подлокотнике был холодным и мокрым по краю - значит только что принесли новый.
Рафик покрутил головой, освобождая мышцы. Последний арест был... двадцать две минуты назад и с тех пор - ничего. Подождем. Не будем дергаться. Авось отзовется кто-то из источников или союзников - или даже врагов - и прояснит картину.
Небольшая точка на столе светилась ровным зеленым. Фарид жив, Фарид в порядке... и пока в безопасности. Значит - можно не торопиться.
Амар Хамади, курьер
Амар ненавидел полупрозрачные вертолеты жайша – радужные пузыри. Никакие похвальбы невероятной прочностью, просмотренные результаты тестов и фортели на авиашоу его не убеждали. Мыльный пузырь и есть мыльный пузырь. Лопнет и поминай, как звали.
Вдвойне он ненавидел манеру жайшевских пилотов рушиться вертикально вниз на крошечные посадочные площадки так, что уши закладывало.
Привыкнуть невозможно. Отучить от этого безумия – тем более, кочевник, пересевший с коня на вертолет, все равно остается кочевником, лихим и бесстрашным. Остается только терпеть и ненавидеть.
Шестеро раненых, двое убитых: один сотрудник Сектора А и один боец прикрытия на десять арестованных. Семеро раненых и трое убитых на двенадцать арестованных. Два самоубийства. Двое успешно скрылись.
Амар не знал, как оценить результат. То ли полный провал, то ли наоборот, полный успех. Для совершенно неподготовленной внезапной операции, пожалуй, успех. Две трети списка были взяты тихо, быстро, без критических осложнений. Треть… этого следовало ожидать? Или все-таки можно было избежать?
Ладно, пусть Штааль решает. Главное – выцарапать его, и пусть решает.
Прикоснулся радужный пузырь к поверхности, ожидаемо лопнул, выплеснул содержимое на посадочную площадку - и вот уже вокруг кишат и даже на прицел не берут - зачем? Неоткуда у капитана Хамади взяться допуску на посадку здесь. А раз сел, сам должен понимать.
А капитан не понимает. У капитана пакет и доклад для начальства, для полковника Валентина Штааля, которого вызвали, лично вызвали, лично к господину председателю правительства, а если короче, к Солнечному Вождю, живи он тысячу лет, и вот для этого разговора и нужен пакет и доклад. Только лично, только в руки.
У капитана Хамади в руках – напоказ – защищенный носитель данных в противоударном корпусе, стандартная модель, самоуничтожающаяся при попытках взлома. На голове многоканальная гарнитура. На предплечье левой руки лежит планшет стандартной серии, и капитан Хамади то говорит в гарнитуру, то водит пальцами по планшету, а то соизволит обратить внимание на охрану, служащих, еще невесть кого. Капитан хорош как картинка, сними против света, добавь четкости и можно помещать на обложку пропагандистского фильма.
Еще добавить бликов на два значка: Народной Армии и Союза Солнца, чтоб ясно было: это вам не просто так какой-то капитан, метр девяносто плюс пушечного мяса, а лучший из лучших, верный из верных.
Характер сложный, неуравновешенный.
Недоброжелатели сказали бы - гнусный характер. И упрямства на четыре стада ослов и даже онагров.