– Зою? – переспросила художница. – Конечно, нет. Ее-то чего бояться? Я понимаю, она была больна. Мы все это усвоили еще с детства. Знаю, что у нее случались, и довольно часто, взрывы агрессии. Но при ней всегда была сиделка-санитарка. За Зоей присматривали. А так… Дело не в этом. Зоя чувствовала себя пятилетним ребенком и вела себя соответственно. У нее был постоянный недостаток внимания, она не признавала чужого личного пространства, была навязчива и слишком много говорила. Она просто не давала покоя. Это утомляло и отвлекало от работы, потому я старалась бывать здесь пореже. Хотя вообще-то люблю этот дом.
– А когда ты была маленькой? – все же уточнил детектив. – Ты сказала, что вы знали о болезни Зои с детства. Тогда ты тоже ее не боялась?
– Тогда я вообще очень редко ее видела, – было понятно, что эта тема Любаве совсем не интересна. – Она чаще бывала в клинике, чем дома. Ну и нам строго объяснили, что лучше к ней не подходить, пока маленькие. Как и всем детям в семье объясняли по мере их появления и достижения того возраста, когда они вообще способны что-то понимать.
– И это срабатывало? – Майк в послушание не верил. – Реально к ней не подходили?
– Мы, старшие, нет, – покладисто поясняла художница, занятая работой. – Правда, не до нее было. А младшие… как же! Часто сбегали к ней в комнаты. Сонька, Никита, Димка, даже Стас с Гришей. Ну, Дашку это все не интересовало, а остальные, конечно, ходили. И в куклы ее играли, и чай с ней пили. Зоя очень любила чаепития. Иногда я думаю, что она воспринимала детей как новые игрушки. Особенно хорошо они ладили с Димкой. Он даже чинил ее кукол, когда был подростком. Может, тогда уже собирался стать стилистом и тренировался на игрушках.
В ее словах сквозила неприкрытая ирония.
– Понятно, – интересных деталей для шефа агентства в этом рассказе было много. – Ты сказала, что Зою бояться не стоило. А кого тогда?
Любава оторвалась от рисунка, нахмурилась и подавила тяжелый вздох.
– Скрывать не имеет смысла, – обреченно сказала женщина. – Я до жути боялась Машку, когда была маленькой, и ей это нравилось. Она прилагала массу усилий, чтобы мой страх продлился как можно дольше. Помню, как я сжимаюсь в комок, закрываю голову руками, плачу, а брат обнимает меня, прикрывая собой от очередных побоев.
– Даже так?! – Майку, как нормальному здоровому человеку, картина совсем не понравилась. – Она вас била и запугивала?
– Как сейчас принято говорить умным языком, – с горьким сарказмом выдала Любава. – Машка имела садистские наклонности. Считала, что она единственный достойный внимания отца ребенок в семье. Первенец. А мы… Ну, это я хорошо запомнила: «мерзкие выродки», «грязное отродье» и прочее-прочее. Я ходила в синяках от ее щипков, в грязной, часто порванной одежде. Однажды она попыталась обрить меня налысо. Снова спас Любомир, как и всегда. Без него я бы не выжила.
– А что родители? – Детектив не мог понять, как такое не заметили взрослые.
– Ничего, – развела руками художница. – Кто бы им это сообщал? Мы с братом боялись: она всегда объясняла, смакуя подробности, что сделает с нами, если мы нажалуемся. Да и… Машка была такой лицемеркой! При отце и папе Егоре становилась любящим нас ангелом. Но… всему и всегда приходит конец. Однажды, мне было уже пятнадцать, я влюбилась в мальчика из своей школы. Мы с ним постоянно переписывались в соцсетях. Машку это доводило до белого каления. И вот она в очередной раз набросилась на меня, разбила телефон, ударила. Прибежал Любомир. И… я сорвалась – стала избивать ее в ответ. Да и брат не отставал. Потом мы привязали ее к стулу, и я измазала ей лицо йодом. Машка так орала, что сбежался весь дом.
– Похоже, вам тогда еще и досталось, – сочувственно предположил Майк.
– Как сказать. – Тон Любавы стал спокойным, она вернулась к работе. – В нашей семье не было выговоров и всего такого прочего. В угол не ставили. Просто тогда отец выдал ей приличную сумму на восстановление неземной красоты, а потом сказал, что мы обязаны вернуть ему эти затраты.
– Я, наверное, не смогу этого понять, – подумав, признался шеф агентства. – Слишком странная отцовская любовь.
– Это так, – похоже, художницу эти вещи не заботили. – Отец в принципе был сухим и жестким. Всегда. А папа Егор… Знаешь анекдот, когда многодетного отца спросили: неужели он так любит детей? Он сказал: нет, но люблю сам процесс. Вот и папа Егор такой. Он любит женщин и секс. А дети… Ну, в целом хорошо, что так получилось.
– Ладно. – Майк тяжело вздохнул. – Будем считать, я это понял, хоть и не принял. А дальше? Она от вас отстала? И как вы расплатились?